Почему все религии этой части мира потрудились постулировать существование всемогущего и всеведущего бога, передавшего железные заповеди, — только для того, чтобы провести остаток истории, придумывая способы обмануть его? Должно быть, это что-то в ближневосточной психике.
Пэтти потянулся за солонкой, и Лессинг с ощутимым толчком вернулся к реальности. Если бы кто-нибудь предположил, что Пэтти сама по себе является полной и достаточной причиной для любви, он бы не знал, что сказать.
Ренч скользнул обратно в кресло, натер столовое серебро салфеткой и в непривычной для него тишине поглотил похлебку. Однако к тому времени, когда им принесли первые блюда, он уже рассказывал Пэтти фантастические истории об индийских слонах и махараджах. Лессинг с любопытством наблюдал за ним.
Стейк из лосося был хорош, а креветки Лизы были идеальны. В меню не было спагетти, но Пэтти, тем не менее, позволила себе довольствоваться тушеной говядиной. Она определенно не была любительницей морепродуктов.
Подмигивающие гранатовые кубки, красные дамасские скатерти и сверкающие серебром столовые приборы вернули Лессинга в ресторан в Су-Сити, где его родители праздновали свои годовщины. Воспоминание было туманным, как дым свечи, но приносило огромное утешение. Ангола, Сирия, Индия, Понапе, Палестина и Новый Свердловск исчезли; их никогда не было. Пацов и Старак были бессмысленными аббревиатурами на обложках папок в каком-то забытом ящике стола. Это была реальность.
Шум разговора возле двери заставил его взглянуть в том направлении. Полдюжины высоких мужчин в черной форме вошли в ресторан и огляделись. Один из них заметил Лессинга, жестом велел своим темнокожим товарищам подождать, а затем медленно двинулся по проходу к их столику.
Что-то шевельнулось глубоко в памяти Лессинг, но не вышло на поверхность. Он с опаской наблюдал за приближением незнакомца.
— Эй, Лессинг, ты придурок! — прокукарекал ему на ухо Гаечный ключ. «Разве ты не знаешь эту штуку? Билл Исли… Кадр… из Канзаса?
У юноши, склонившегося над столом, было дружелюбное, с ястребиным клювом, среднезападное лицо и зубастая ухмылка. — Помните меня, сэр? Он протянул руку.
В памяти Лессинга наконец всплыло несколько смутных образов прошлого, и он прохрипел: — Да… конечно. Давно тебя не видел. Новый Орлеан, не так ли? Что ты сейчас делаешь?»
«Второй день, сэр. Кадровый батальон победы… совершенно новый, как ваша собственная американская бригада свободы. Мы находимся возле озера Тахо, охраняем заключенных-либералов из Сакраменто и Фресно, пока их не передадут в ФАЗУ. Поклонение герою в голосе Исли было настолько густым, что его можно было разлить по блинам. Он указал на скопление униформы Кадров у двери. «Э-э… могли бы мои друзья прийти и встретиться с вами, сэр?»
«Отлично. Рад поздороваться». Лессинг снова взял ситуацию под контроль.
«Заключенные?» — резко спросил Ренч. «ФАЗА?»
«Да сэр. Кадр-командир Ренч, не так ли? Исли тоже с ним встречался, но Ренч не был «военным»; он привлекал меньше поклонниц.
— Разве военнопленных-либералов не следует немедленно отправлять в Орегон? Ключ упорствовал.
Исли это не интересовало. «Э… да, сэр. Они есть. Но мы сначала передаем их в ФАЗУ для проверки сложных случаев, понимаете. PHASE в основном отправляет их в Орегон… просто оставляет некоторых из них, не военнопленных, а некоторых гражданских лиц, семей, например. Он поманил своих спутников. — Я и мои приятели в отпуске… пока мы не начнем привозить заключенных из Сан-Франциско.
— Черт возьми, — прошипел Ренч. — Лессинг, нам нужно поговорить.
«Позже.» Он отказывался думать о Кадре и ФАЗЕ.
Ренч уловил настроение Лессинг и на время оставил этот вопрос без внимания. Они приветствовали друзей Исли, четырех молодых кадровиков, которые таращили глаза, пожимали друг другу руки и выражали сбивчивые любезности. Это были поклонники Лессинга, как если бы он был звездой «Бэнгера», и они не должны уйти разочарованными.
Когда десерт и кофе были закончены, Ренч подошел к столу Исли, и Лессинг увидел, как он взял чек. Ренч, должно быть, был величайшим специалистом по связям с общественностью со времен П.Т. Бамума!