«Пусть лежит! Евреи уехали в Уфу, Харьков и Куйбышев. Мы управляем своим анклавом, а они — своим. Никаких проблем, лишь бы они с нами не баловались».
«В том-то и дело: они обезьянничают. Они всегда так делали. Их история похожа на американские горки: начать с низов, бороться вверх, добраться до вершины, затем длинный спуск к катастрофе, а затем начать все сначала».
«Как сказал Сантаяна: «Те, кто не может вспомнить прошлого, обречены повторять его».
«Кем бы ни была Санта-Ана, она ошибалась. Никто на самом деле не учится на истории. Даже те, кто это знает, должны это повторить. Люди просто выбирают другое имя, притворяются, что оно новое и другое, и снова ходят вокруг».
«Теперь ты говоришь как Гегель». Ренч закрыл глаза и процитировал. «Что-то вроде: «Люди и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали на основе принципов, выведенных из нее».
«Ты снова читал книги!»
«Нет, просто World Classic Comics… их особый философский номер».
«В любом случае, на этот раз евреи чуть не победили нас. Американские горки почти не перешли в спад».
«Это была наша собственная вина. Мы позволили этому случиться».
«Верно. Мы позволяем им получить наше сочувствие, испытываем чувство вины, проповедуем нам их фальшивый «Холокост» и проникаем в ткань нашего общества. Нам следовало быть более бдительными! Чего я никогда не понимал, так это сотрудничества, которое они получили от некоторых наших корпораций, наших политиков, наших педагогов, интеллектуалов и публицистов! Такие люди даже не заслуживают того, чтобы их называли коллаборационистами или предателями расы! «Просто глупо» говорит лучше! Можно подумать, что простой личный интерес мог бы прозвонить несколько колоколов».
«Это называется монета, чувак! Могу поспорить, что в Иерусалиме были римские купцы, которые плакали из-за упущенного бизнеса, когда легионы разрушили храм Соломона, изгнали евреев из Палестины и положили начало диаспоре!
Лессинг поискал свой бумажник в беспорядке на столе. «Однако они никогда не сдаются. Их анклавы в Уфе, Харькове и Куйбышеве процветают, полны иммигрантов, ищут больше места и рвутся в бой».
«Всегда Lebensraum, вечное давление на каждый этнос. Расширяйтесь или погибните».
«Некоторые из них хотят расшириться прямо здесь: сначала в Народную Республику Британская Колумбия или в Центральную Америку к югу от наших владений в Мексике, а затем, в конечном итоге, в солнечную Калифорнию, Флориду и на Вторую авеню!»
«Больше похоже на Мэдисон-авеню, Уолл-стрит и прямо здесь, в Белом доме. Но не тогда, когда мы следим за дверью.
«Мы не можем всегда наблюдать. Наши американские горки тоже ходят вверх и вниз, и у них здесь все еще есть друзья. Их пропаганда была действительно хороша: многие обычные люди не любят вспоминать, что нужно было делать во время негативной реакции и исключений. Слишком много мягкого и либерального промывания мозгов в течение слишком долгого времени».
«Бывают времена, — удивлялся Ренч, — когда я верю в переселение душ».
«Что?»
«Ты так похож на Билла Годдарда, что это меня поражает».
Лессинг начал натягивать форменную шинель. «Я изучал историю на собственном горьком опыте, как и Билл. Я просто начал позже, и это заняло у меня больше времени, вот и все. Я всегда был плохим учеником».
Ренч подошел, чтобы помочь ему; Дважды раненая левая рука Лессинга так и не восстановилась полностью.
Вместе они спустились по заснеженным ступеням административного здания, ответили на приветствие дежурившим кадровым охранникам в черном и сели на лимузин «Родина-500» американского производства. До посольства на Массачусетс-авеню ехать было недолго, но зима выдалась исключительно холодной. Их пунктом назначения ранее служило посольство Австрии, но Пацов и Старак навсегда изменили карты, и Борхардт убедил свою Воссоединенную Германскую Республику продать это место Новому Свердловску. Они велели водителю вернуться через полчаса, стряхнули снег с ботинок и поспешили внутрь. Там они сняли шапки и пальто и стали ждать в вестибюле, который был напоминанием о прошлом здания. В конце концов молодая женщина с приятным лицом пришла проводить их наверх.
Помещение, в которое они вошли, было стандартным для посольской пышности и величия: камин; обшивка из блестящего ореха с ровной текстурой; портьеры из богатого бордового дамасской ткани; стулья, обитые черной кожей; массивные дубовые столы с резными львиными лапами; и персидский ковер, достаточно глубокий, чтобы потерять в нем обувь. Бутылки, графины и стаканы мерцали и светились на длинном буфете под огромным портретом полковника — теперь Верховного генерала — Теренса Бамэма Копли.