«Кто мог ее винить? Но она идеалистка. Всегда будут войны, убийства, жестокость, эксплуатация, преступность и проституция. Никакое правительство, никакое «движение», никакая мечтательная политическая философия не остановит это».
«Там говорит наемник: солдат, прагматик. Возможно, ты прав, Алан. Но мы… Лиза и все мы… должны попытаться. Иначе в жизни нет смысла, а?»
Он грубо вытер лицо и плечи пушистым синим полотенцем, которое дала ему Лиза. Внезапно запах хлора в бассейне стал удушающим. «Мне нужно вернуться в Индию. Я не хочу тебя выгонять…»
«Выставить меня? Что это значит? Ох, чтобы меня побеспокоить. Нет, ваш билет и документы есть у моей секретарши, миссис Ван Тассель. Я добавлю подарок, чтобы отплатить тебе за твои услуги». Она поднялась на ноги, поправила сарафан на место и улыбнулась. «Так? Ты и Лиза? Не сейчас?»
Он ухмыльнулся в ответ. «Позже. Может быть.»
Она откровенно рассмеялась. «Лизе нужен хороший человек, Алан. Возможно, ты достаточно хорош? Вызов?»
Он усмехнулся и последовал за ней в дом.
Ужин прошел неловко. Ни среднее американское воспитание среднего класса, ни годы службы в различных армиях не подготовили Лессинга к людям, которые пьют с двенадцатью серебряными приборами. Слава богу, в Южной Африке хотя бы отказались от смокингов и накрахмаленных манишек! Шесть гостей-мужчин госпожи Делакруа были одеты в самую разнообразную спортивную одежду, рубашки и деловые костюмы. Четыре женщины, включая Лизу, были одеты в модные платья в стиле чонсам с разрезом до бедра, сделанные из металлизированной шелковистой синтетической ткани и дополненные лифами такого же цвета с небольшой верхней курткой из полупрозрачного кружевного материала. Секс радостно вернулся после долгих десятилетий душного пуританства, рожденного заново. Единственной, кто был одет в традиционное вечернее платье, была сама хозяйка, царственная и грациозная, как портрет какой-нибудь вдовствующей императрицы.
Лессинг оказался между пожилым африканером и молодым человеком в форме капитана южноафриканской полиции. Первый сразу оценил Лессинга, сделал пару вежливых замечаний, а затем обратился к женщине справа от него, чтобы обсудить скачки в Йоханнесбурге. Полицейский был более откровенен: грубоватый, лысеющий, загорелый и знакомый с военной профессией. Общие друзья-наемники предложили отправную точку, и они продолжили разговор о местных группах сопротивления, расовых волнениях в Америке (о которых полицейский знал больше, чем Лессинг, который не жил там много лет) и нынешней ситуации в его собственной стране. .
— Мы приближаемся к этому, — несчастно сказал капитан. «Рано или поздно у нас произойдет еще одна Великая резня, подобная той, что произошла в 2000 году. Тогда многие другие, как белые, так и черные, будут убиты, и снова ничего не будет решено».
«Что можно сделать», — спросила Лиза через стол, чтобы остановить это? Лессинг уже привыкла к ее бессвязной манере говорить.
Капитан потер тонкие усы. «Как и в прошлый раз: военная сила. В социальном плане мы зашли настолько далеко, насколько могли: образование, здравоохранение, рабочие места, жилье. … простите за выражение… чертов жребий Черные хотят сделать с нами то же, что они сделали с Родезией… Зимбабве. Сначала независимость, затем черное правительство «ведди пропа британцев», затем «президент», который является немногим больше, чем диктатор, затем армейское правление, затем трайбализм, затем преследование белого меньшинства и, наконец, изгнание всего, что осталось у белых. Потом хаос, как сегодня в Зимбабве». На его щеках появились цветные пятна. «Черт побери, я такой же африканец, как и эти люди… предки здесь с 1600-х годов и все такое. Я не оставлю свой дом больше, чем американец английского происхождения, которого краснокожие индейцы вежливо просят покинуть его! Тот же случай; разное соотношение туземцев и белых, вот и все».
Лессинг уже слышал эти аргументы раньше. По его мнению, капитан лишь реалистично описывал ситуацию. С философской точки зрения — морально, этически, в лучшем из всех возможных миров, возможно, не должно быть расового конфликта. Однако человеческое животное, черное или белое, было агрессивным и жадным, и какая бы сторона ни оказалась сверху, почти наверняка злоупотребила бы своим положением. История доказала это, и не было никаких признаков того, что человечество изменило свое мнение. Как говорила старая пила: «В них нет справедливости». Где «законные политические устремления» одного человека стали «угнетением и тиранией» другого? Достаточно было взглянуть на евреев в Палестине, британцев в Ирландии или на любой из дюжины других примеров. Он был рад, когда капитан оставил эту тему.