Он позволил меню выпасть из руки и слегка разжал пальцы, чтобы сквозь него выглянула черная пластиковая трубка плевкового пистолета Ренча. Он держал большой палец прижатым к открытому концу.
«Это, — сказал он в разговоре, — Паков-2. Ты просил об этом; Ты понял.» Агент, вероятно, знал, что Паков-2 поставляется в черных пластиковых тубах. Лессинг делал ставку на то, что этот человек на самом деле ничего не видел: диаметр плевкового пистолета составлял лишь половину диаметра цилиндра Паков-2.
Мужчина вытаращил на это глаза. «Ты врешь…!»
«Нет. Я сохранил себе дозу или две для страховки. Я уверен, ты понимаешь. Вчера вечером, как только я приехал, я выкинул в унитаз глобус Паков-1. Теперь мы видим, должен ли быть инкубационный период между Pacov-1 и Pacov-2. Вы долгое время работали здесь, в Париже? Ваша жена и дети с вами? Есть ли у палачей жены и дети?»
На мгновение другой сидел как ошеломленный. Затем он встал. — Вы бы сделали это, мистер Лессинг? Паков… в Париж?
«Масштаб крупнее, чем у бедной девушки на ваших фотографиях, но по сути то же самое. Да, твое убийство может стоить Пэрис. Это чертовски дорого стоит моей жизни… во всяком случае, для меня.
«Ты умрешь вместе со всеми!»
«Ни за что. Видите ли, я вколол себе противоядие перед тем, как покинуть Индию. Это был отвлекающий маневр размером с кита; насколько знали люди Малдера, противоядия от Пакова не было.
Агент продолжал разинуть рот, и его пальцы снова начали опускаться вниз. Лессинг процедил: — Держите их там. Как я уже сказал, ты можешь меня сейчас потыкать, но у меня еще будет время расколоть над тобой Паков-2. Ничто не доставит мне большего удовольствия».
«Ваше собственное правительство, Лессинг! Вот кого ты предаешь!»
«Бред сивой кобылы. Если мое собственное правительство использует вас, то это до самого дна бочки, и оно заслуживает того, что получает! Я все равно тебе не верю». У него была идея. «Достаньте бумажник из кармана и бросьте его на стол».
Другой мрачно подчинился.
Из кошелька высыпались французские, британские и американские деньги; в карманах лежали международные кредитные карты и водительские права, написанные на несколько имен, все безвкусные, бесцветные и фальшивые: Марк Либенс, Питер Э. Хартманн, Гарри Рош. Были и визитные карточки, и визитки, все разные и совершенно безличные; никаких фотографий, никаких личных заметок или адресов.
Он почувствовал присутствие рядом с собой и отпрянул, готовый продолжить свой блеф с Паковом или выстрелить, в зависимости от того, что будет необходимо.
Это был мужчина, молодой европеец из приемной Копли.
«Давайте позаботимся о нем вместо вас, мистер Лессинг». Голос был высокий и мальчишеский, акцент немецкий. «Этот человек работает в частном агентстве, находящемся в тесном контакте с государственной безопасностью Израиля. Мы с ним разберемся». Пожилому мужчине он сказал: «Вы можете убрать пальцы со щеки, mein Herr. Твоя маленькая птичка на балконе больше не будет петь».
— И кто ты, черт возьми, такой? Лессинг зарычал. Должен ли он почувствовать облегчение или это была просто еще одна сковородка? Новый и более жаркий огонь?
«Имя не имеет значения. Вы хотите побольше увидеть Париж, мистер Лессинг, или вы закончили здесь? Нас ждет такси, красно-бело-черный седан снаружи: Служба такси Малдера.
Конечно. Я помню. Каждое слово, каждый слог, который я услышал в тот день, навсегда запечатлен в моей душе.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Усыпанная блестками оберточная бумага затрещала, когда пальцы Джамилы нашли внутри маленькую, покрытую плюшем коробочку. Она вынула кольцо с бриллиантом и поднесла его к свету лампы Аладдина Лессинга, стоявшей на центральном столе.
— Твой день рождения, дорогая, — сказал Лессинг. «Должен ли я сказать: «Тебе не следовало этого делать?» Или мне просто взять и бежать?»
«Возьми и оставайся». Камень был небольшой, но хорошего качества; Ренч поехал с Малдером в командировку в Амстердам и привез кольцо для Лессинг.
Джамила склонила голову, позволив своим соболиным локонам свернуться и закрыть лицо. Все, что он мог видеть, это ее подбородок и губы; ему показалось, что они немного дрожали.
Она сказала: «Я… не могу».
— Из-за твоего отца?
«Моя семья. Большинство из них. Они не хотят, чтобы я вышла замуж за иностранца, немусульманина… даже за мусульманина-нешиита». Уголок ее рта приподнялся в улыбке. «Особенно нешиитский мусульманин!»