Волны шафрановых одежд на окнах превратили интерьер в мрачную, душную печь. Транспортное средство накренилось в противоположную сторону, а затем снова упало. Как только нападавшие скоординируются, они пойдут вперед.
«Пардес'К. Пардешти», толпа скандировала: «Иностранец! Иностранец!»
Хор перерос в хриплый рев и превратился в ритмичное звериное хрюканье. На улице были сотни людей. На одном лице, прижатом к ближайшему к Лессингу стеклу, из носа текла кровь, глаза были открыты, но закатились, так что виднелись только белки. Мужчина, вероятно, был мертв или умирал, задохнувшись в давке. Кто-то передал юноше мотыгу на капоте, и он ударил ею по лобовому стеклу. Даже пуленепробиваемое стекло в конечном итоге сломалось. Шум был невыносимым: крики, стук и стук составляли единый, продолжительный, воющий шум. В машине воняло пылью, потом, кровью и ароматным маслом для волос.
«Мы здесь мертвы! Дженнифер Коу вскрикнула. Лессинг закричала и пригнулась, когда она ткнула дуло «Риги-71» мимо его уха. Лимузин теперь сильно раскачивался; через несколько секунд все пройдет. Он не смог расслышать всего, что она сказала: «Один взрыв… открытое окно… отпугнуть их…». Последнее слово ее он понял ясно: «Бензин!»
Она была права. Поднялось море махающих рук, чтобы передать пятигаллонные канистры с бензином через толпу тем, кто был ближе всего к машине. Огонь был хорошим способом борьбы с пуленепробиваемой машиной. Проколите топливный бак или поднесите свои легковоспламеняющиеся предметы; дождаться, пока пылающие и кричащие пассажиры вылезут наружу; затем уничтожьте их на досуге. Лессинг внезапно снова увидел Сирию: сухая желтая трава, груда запыленных бочек и ящиков с боеприпасами, бетонные блоки, каменистая почва, все цветущее желтое, оранжевое и черное, когда израильтяне использовали огнемет, чтобы залить смерть арабу, дом. О судьбе тех, кто был внутри, не стоило вспоминать.
Дженнифер Коу опустила заднее стекло на дюйм или два. Лиза выкрикнула последний протест. Затем стук автомата заглушил все остальное. Вселенная превратилась в хаос и воняла порохом. Отстреленные гильзы загремели по крыше над головой Лессинга, и он вскинул руки, чтобы защититься.
Автомобиль снова качнулся на все четыре колеса. Пение смешалось с криками, а затем прекратилось. Некоторые из нападавших в ужасе бросились прочь: мешанина коричневых, блестящих от пота конечностей и лиц, когтистых пальцев, выпученных глаз, открытых ртов и оранжево-желтых одежд. Некоторые падали, другие цеплялись за них и пытались удержаться на вершине. Человек на капюшоне отбросил мотыгу и спрыгнул на спины тех, кто находился внизу. Он подпрыгивал, падал, поднимался, балансировал, как акробат, и шатался, пока тоже не соскользнул и не исчез под многоножными ногами толпы.
— Ты кого-нибудь ударил? — крикнул Ренч.
«Я не понимаю, как это сделать», — закричала в ответ Дженнифер Коу. «Какой-то ублюдок схватил бочку и подбросил ее вверх!» Лессинг мельком увидел ее в зеркале заднего вида. Она была валькирией: растрепанные рыжеватые волосы, яркие пятна на щеках, глаза, сверкающие жаждой битвы. Бой сделал это с некоторыми людьми, как с мужчинами, так и с женщинами. Он вспомнил многих, кто умер от этого.
«Теперь, черт возьми!» — прорычал он Ренчу. Маленький человек не нуждался в уговорах; он уже перевез большую Тору Ультра. Пресса и пыль не позволяли им многое увидеть, а машина ужасно натыкалась на невидимые предметы на улице. Непрестанный стук камней и реек по крыше не отставал от них, пока они приближались к концу площади. Широкая улица вела к Хазрату Ганджу и сравнительной безопасности районов, где жили представители высшего сословия.
Борхардт потряс Лессинга за плечо и крикнул ему на ухо. «Они редеют… сдаются… уходят». Он повторил свои слова на языке африкаанс — возможно, на немецком — для миссис Делакруа. Старушка осталась жива, растрепанная, но спокойная, с пистолетом 38-го калибра на коленях. Не совсем мать Уистлера, но Лессинг ожидала от Эммы Делакруа не меньшего.
Борхардт говорил правду. Нападавшие отступали. Многие, казалось, направлялись к магазинам с открытыми фасадами, расположенным вдоль площади. Лишь несколько добрых самаритян преклонили колени возле полудюжины тел, распростертых там, где на их машину напали. Лессинг посмотрел поверх голов толпы, думая увидеть наступающую стену индийских полицейских или, возможно, фалангу военизированных формирований БСС с шафрановыми повязками на рукавах и старой армейской формой. Он не увидел ни того, ни другого.
«Какого черта?» Ренч выразил недоумение Лессинг словами. «Там, возле трибуны, несколько разошедшихся полицейских. И они тоже отправляются в путь. Все уходят… или в чертовы магазины.