Тоже некрасивое слово. И царапает восприятие. И это ощущается самою Марией Федоровной.
- Значит, дела не заводили…
- Нет, конечно.
- Тогда почему вы решили, что эта смерть… не несчастный случай?
Молчание.
Вздох.
- Я не знаю! Просто подумала, что… какое-то роковое совпадение. Нехорошее.
- Но на расследовании настаивать не стали?
- Анатолий был против.
- И что?
- Он все-таки глава семьи. И я не могу идти против него. Это… плохо отразиться на репутации.
Так себе объяснение. Нелепое. И Мария Федоровна осознает его нелепость, она с раздражением вцепляется в чашку, делает глоток, явно обдумывая, что дальше сказать. И говорит.
- Кроме того, изначально я думала, что он прав. В конце концов, змей там действительно хватает. Ангелина же никогда не отличалась внимательностью. Каждый год кого-то кусают… доктор тоже об этом говорила. Еще одна болела недавно… вот все и сложилось. Несчастный случай.
Как и с Надеждой.
И теми, остальными.
- Потом уже появился этот её… друг… и начал кричать, что Ангелину убили. Посмел заявить это сразу после похорон. Думаю, если бы он приехал чуть раньше, скандал устроил бы и на похоронах. Попытался обвинить Анатолия… глупость какая!
- Почему же? – Зима щурится. Глаза её желты, что выдает раздражение. И в этот момент особенно заметна разница между нею и Марией Федоровной.
- Да незачем ему убивать сестру! Незачем… её претензии смехотворны. Как и её угрозы.
- Но репутацию рода они подпортили бы…
- Ничего. В любом роду случаются… скандалы. И времена ныне не столь строгие. В любом случае, испорченная репутация – еще не повод убивать.
Здесь Бекшеев мог бы поспорить. Но не стал.
- Тогда…
- Этот ужасный человек сперва крутился в Змеевке. В проклятой школе… начал ходить по округе. Приставать с вопросами. Степана измучил совершенно… полицию опять же. Там его заявление принимать отказались. Но он не успокаивался… сейчас, кажется, в госпиталь устроился. Вовсе переехал.
- И вы…
- Признаюсь, однажды мне случилось с ним беседовать. Он заявил, что не оставит эту смерть вот так… что они с Ангелиной собирались пожениться. Что она ждала дитя…
- И это… заставило вас усомниться?
- Я не дура, князь.
Прозвучало грубовато. И показалось даже, что маска, столь бережно охраняемая Марией Федоровной, дала-таки трещину.
На мгновенье.
- Две девушки знакомые друг с другом погибают от укуса змеи с разницей в пару лет. И обе беременны, при чем не будучи замужними. Это… это заставляет задуматься.
- Не настолько, чтобы начать расследование.
Чуть морщится.
- Вы его все одно начнете, - Мария Федоровна решает, что разговор окончен и встает. – Прошу меня простить, но у меня действительно начинает болеть голова.
Ложь.
Еще одна ложь.
Что-то подсказывало, что лжи в этой истории будет много.
Поезд пахнул паром и дымом, который оставил горький привкус на губах, и двинулся дальше. Громыхнули колеса. Качнулись вагоны, трогаясь с места, уползая по ленте шпал дальше. Лязг, скрежет и запах металла. Редкие люди – станция была невелика. Но кто-то вот машет вслед поезду рукой.
А кто-то опасливо косится на гостей.
Девочка, которая притомилась ехать, крутится рядом с чемоданами. И вид её заставляет Марию Федоровну морщится.
Анатолий и вовсе мрачен.
А еще, кажется, он успел выпить. Запах, от него исходящий, едва ощутим, он мешается с тонким ароматом одеколона, прячется за дымными нотами табака, но присутствует. Да и красноватые пятна на щеках выдают.
Или это от жары?
Здесь осень другая. Точнее чувство, что её вовсе нет, что лето взяло да подзадержалось в этой глуши.
- А ничего так, - Тихоня упирается в спину и тянется. – Ух… притомился я ехать-то. Правда, зубастая?
Девочка щелкает зубами и хвостом виляет, что заставляет редких людей, которые еще остались на платформе, пятится.
- Вы бы хоть намордник ей одели, - Анатолий кривит губы. – И ошейник с поводком.
- А смысл? – Зима тоже тянется. И оглядывается. – Здесь миленько.
Бекшеев тоже смотрит. И вправду миленько.
Аккуратный вокзал, явно строенный еще до войны. Тогда в моде были пухлые колонны и обилие лепнины. И эта сохранилась на первый взгляд в первозданном виде.
Лепнину белили.
Вокзал красили. Дворники мели платформы и не только их, оттого и создавалось ощущение чистоты и какой-то провинциальной нарядности.
- Анатолий, - Мария Федоровна оперлась на руку сына, только почему-то показалось, что не столько ей опора нужна, сколько пытается она его удержать от необдуманных слов или поступков. – Здесь дымно… и нам пора домой. Посмотри, где Степан.