Когда река вошла в свои берега, мы тронулись на катере прямо в тыл к русским. Дерзости Хоффмана не было предела. Он, как разъяренный зверь, рвался из капкана на волю. Вскоре после полутора часов пути мы заметили огни на поле, что раскинулось по правому берегу. Это был небольшой аэродром. Военных самолетов мы там не увидели, несколько транспортников под десант и тройка истребителей, ни штурмовиков, ни бомбардировщиков. Тут мы и причалили. Я бы не назвал это боем. Ночь, рассвет едва задевал горизонт. Охрану сняли в считанные минуты. Палатки со спавшими бойцами расстреливались и поджигались. Истребители вывели из строя, закинув гранаты в кабины. Двух летчиков оставили живыми и усадили за штурвал транспортника. Обеспечили себя парашютами. Не прошло и получаса, как самолет взлетел. Никто не стал бы расстреливать собственный самолет. Летели на запад, пока хватило керосина, и в общем-то нам удалось вырваться из плотного окружения, мы десантировались на линии фронта — там, где проходили леса. Я прыгал предпоследним, после меня Хоффман. Перед прыжком он зашел в кабину к пилотам и застрелил их. Самолет тут же потерял управление, и мы едва успели спрыгнуть.
Когда взошло солнце, мы выбрались на шоссе, по которому отступала немецкая армия. Б ходе операции погиб только один офицер. Через три дня мы все собрались в Берлине. Груббер лично надел каждому из нас железный крест. Так наша эпопея и закончилась. Если вспоминать ее с подробностями, то вполне могла бы получиться интересная книга. Но вы же писатель, молодой человек, остальное дофантазируйте сами. Надеюсь, я отработал свои деньги?
— Конечно. Так, значит, архив остался в Советском Союзе?
— Думаю, и сейчас ни один листок не пожелтел от времени. Архив хранится в вакуумной оболочке.
— Вас засылали сюда в пятьдесят шестом году, чтобы вы его нашли?
— Угадали, но я не успел. Знаю только, что я не первый и не последний, кто засылался с той же целью. Слишком велик соблазн добраться до столь необычного клада. Пока я отбывал срок, мечта найти сокровища помогала мне выжить. И надо сказать, я сделал такую попытку после освобождения, примерно через год. Поехал, осмотрелся и понял, что моей жизни уже не хватит, чтобы найти то место. Озеро давно превратилось в болото, старый особняк затянуло тиной, а чтобы добраться до склепа, нужны фантастические условия и годы работы. В одиночку с этим никто не справится.
Метелкин достал из сумки карту и разложил ее на столе.
— Можете указать место, где захоронен архив?
Старик долго изучал карту, потом сказал:
— Могу, но в радиусе пяти километров. Только по этой карте вы ничего не найдете, а с современной она не имеет ничего общего. Тут надо поэтапно собрать все карты с интервалом пять лет максимум.
— И где эта точка?
Старик рассмеялся.
— Так ты писатель или кладоискатель?
— Мне очень хочется побывать в тех местах, где происходили события.
— Вопрос решается просто: клади на стол остальные деньги — и узнаешь, где зарыт клад. Вряд ли ты сумеешь его достать, но ты сможешь продать информацию, а она дорого стоит.
Метелкин достал бумажник и выпотрошил содержимое на стол. Там оказалось еще тысяча триста долларов.
— Это все, больше у меня ничего нет.
— Верю.
Старик указал точку на карте.
— Здесь.
— А вам верить можно?
— Мне можно. Наивный Хоффман рассчитывал на реванш. Он верил, что скоро они вернутся. Верил в это и Агроном. Фанатики! Я уже тогда понимал, что фашизму настал конец. Мне просто деваться было некуда, безвыходное положение. Но всегда знал, что вернусь домой. И если найду архив, то немцам его не отдам. Оставлю себе горсть бриллиантов, остальное сдам в НКВД, авось простят. Ни Хоффман и никто это место не найдет, а у меня свой секрет имеется.
Когда мы кофры разгружали в склеп, я обратил внимание на особнячок. Там герб из лепнины сохранился и вензель «ВВ». Война кончилась, меня по свету долго мотало, потом преподавал в спецшколе для диверсантов, учил их правильному русскому языку Ну а по ходу дела увлекался историей Государства Российского. Нашел я тот самый герб. Принадлежал он графам Воронцовым. Изучил их генеалогическую ветвь и нашел нужного. У Василия Воронцова было имение в Смоленской губернии в селе Копытове. Его-то мне и надо искать. Это и был мой ориентир, когда меня заслали в Союз в пятьдесят шестом. Только обратно я возвращаться не собирался. Место я нашел быстро — старожилы помогли. Кто-то помнил имение Воронцово, кто-то старое название Копытово. Так я и вышел к озеру. Даже место определил, где усадьба находится. Только реки там уже не было. Ей новое русло определили, плотинами застроили. Пусти сейчас по старому следу тех, кто участвовал в операции — ни за что не найдут. В этом вся штука. Но ты парень молодой — если полжизни на раскопки затратишь, то пенсия тебе не понадобится. Твои правнуки за всю жизнь всего не растратят.
— А кто-нибудь из живых остался?
— Вряд ли, я самым молодым был. Остальным уже за тридцать в те времена перевалило, а теперь, стало быть, за девяносто. Хоффмана видел. Это он меня в школу определил, потом в разведку взял. Он и засылал меня в пятьдесят шестом. Агронома в разведшколе тоже видел, за год до заброски сюда. С сынишкой трехлетним приходил. «Вот, — говорит, — я сдохну, а мой Юрка в свободной России жить будет!» Так и сдох фанатиком. Но все это давно происходило. И еще: запомни — на месте старого устья реки идет глубокий овраг. От оврага к востоку пятьсот метров. Это я хорошо помню, но от какой точки считать, не знаю. От плотины и следов не осталось. Озеро в болото превратилось с аэродром величиной, а по краям лесом поросло. Ломай теперь голову сам, парень. Все, что знал, рассказал.
Старик встал, забрал деньги и кинул их в ящик комода.
— Пора трапезничать. В печи щи застоялись. Ночь переночуешь, а утром я тебя до реки провожу, на плотах до Дудинки мужики тебя доставят, а там сам разберешься.
— Спасибо за радушный прием, Зиновий Карлович.
Метелкин с тоской посмотрел на опустевший бумажник, валявшийся на столе.
8. Смоленская область
Крылов шаг за шагом приближался к своей цели. Проверка окрестностей Ховрина показала, что беглецы выбрали для себя другую точку. В сопровождении своих боевиков он отправился в Курнаково. И вновь лакомый кусочек проскочил под его носом, и он не смог его схватить своими острыми клыками. Крылов считался одним из лучших оперативников в спецслужбах, но даром ясновидения не обладал. В то время как его «джип» на высокой скорости мчался на запад, в обратном направлении на обычном рейсовом автобусе ехала Настя. На отметке «сто восьмой километр» они сблизились на расстоянии протянутой руки. Доля секунды — и они вновь начали удаляться друг от друга. Настя ехала в Ховрино, а Крылов по следам бежевой «волги».
Настя со своими спутниками остановилась в деревне Копытино. Хозяин уступил им лучшую половину дома, а сам с сыном перебрался на другую. Дачники осенью явление редкое. В этих местах и летом особого наплыва нет, так что старик был на седьмом небе от счастья. Тут привыкли считать каждую копейку.
Накануне изучали карту, ходили по деревням, расспрашивали людей, пытаясь узнать, где и какие ведутся строительные работы. Многого узнать не удалось, но кое-что выяснили. Полученные сведения казались слишком расплывчатыми, и стало ясно, что только собственными усилиями можно добиться успеха. В итоге они приняли самое простое решение: Настя отправляется на разведку в Ховрино, а Вадим с Наташей обследуют местность в округе Курнакова. Так и сделали. Из дому вышли рано утром и разошлись в разные стороны.
Ховрино больше походило на небольшой городок, чем на поселок. Каким методом искать местных старожилов, Настя определила просто. Она подошла к одному из винных магазинов и поговорила с пьянчужками, вечно собиравшими мелочь на выпивку.