Разве что едва сквозило чем-то струнно-острым и неизбежным.
– Ты слышишь? – Кригга приблизилась к уху Рацлавы.
Разумеется, она слышала.
– Не надо было о нем разговаривать, – продолжила шептать сбивчиво и испуганно. – Сами беду накликали. Ой дуры-дуры-ы…
– Кригга, – сказала Рацлава, и ее голос казался скучающим и равнодушным. – Похоже, я забыла шаль в соседнем чертоге. Принеси, пожалуйста.
Шаги становились все различимее. Рацлава вытерла пальцем рот и размазала каплю крови, набухшую в уголке губ.
– Ну уж нет, – потянула Кригга. – Я не уйду.
– Единственное, чем ты можешь помочь, – это принести мне шаль. Сама я не найду, а мне без нее холодно.
– Брось, – взвыла в ответ. Ее страх мешался с нежеланием оставлять Рацлаву одну. – Тут же так жарко!
– Может быть, – согласилась Рацлава, – но мне ужасно холодно. Неужели я многого прошу?
И когда Ярхо вошел в чертог, Кригги уже не было.
Жена его брата сидела на подушках, склонив голову набок. Губы во влажно-алых трещинках застыли, обнажив ряд зубов: вымученная улыбка сделала лицо похожим на маску – гримаса напускного спокойствия.
– В чем же я провинилась на этот раз, Ярхо-предводитель?
Ярхо рассматривал ее долго и пристально – дольше и пристальнее, чем когда-либо до этого. Россыпь кружев и бело-голубых тканей. Меловая кожа, две темные косы и мутные озерца глаз – он видел это и раньше. Но чего же он до сих пор не замечал?
– Ярхо-предводитель?
Лиловые кровоподтеки на шее. Бахрома покрывала, которое жена его брата набросила на волосы, поднимаясь, – чтобы полы не запутались в ногах. Проступающие вены, язвочки в уголках губ, ссадины на пальцах: слишком человеческий, слишком земной облик.
Она шагнула с подушек на самоцветный пол. Двигалась неторопливо, словно сквозь студень, и словно совсем не боялась ни вторжения Ярхо, ни его затянувшегося молчания. А потом вскинула лицо, как если бы позволила рассмотреть себя получше.
– Что-то стряслось? – спросила она снова.
Даже имя у нее было не колдовское, обычное. Ярхо запомнил его после случая с пауком-серебрянкой – женщина как женщина, разве что предательница и самозванка. Ярхо успел поверить, что она не ведьма.
Похоже, зря.
– Песня твоя, – произнес он наконец.
Жена его брата поджала губы. По лицу скользнула тень судороги.
– А что с моей песней? – на удивление кротко полюбопытствовала Рацлава, подходя ближе. – Понравилась?
Если бы Ярхо мог, он бы даже посмеялся.
– Думаешь, – скрежетнул, – помятая шея – самое страшное, что может с тобой статься?
С ее лоб и щек схлынула последняя краска. Жена его брата вытерла о юбку мелко дрожащие, блестящие от пота ладони, но, вскинув брови, заговорила заискивающе-капризно:
– Бедная моя шея… До сих пор болит. Наверное, и с виду еще нехороша. Будь в следующий раз помягче, Ярхо-предводитель. Если муж позовет меня к себе, мне ведь придется объяснять, кто оставляет следы на моем теле. Какой стыд.
Может, и вправду ведьма.
– А разве я делала дурное? Только играла на свирели, и ничего больше.
Ярхо двинулся вперед, сократив расстояние между ними до пары шагов.
– Что играла?
И Рацлаве стоило больших усилий не отшатнуться.
– Свадебную песню, – начала оправдываться она, хотя должна была понимать, что Ярхо хотел услышать совсем не это. – Веселую или грустную, уже не разобрать. О том, как девицу выдают замуж в богатый род, и она рада бы сбежать, да матушка приглядывает. Ну и как тут сбежишь, если двери заперты, а слуги готовят шумный праздник.
Она протяжно выдохнула: мелко затрепетали ноздри. Наверняка пыталась успокоить страх, клокочущий внутри, но получалось не слишком.
– Зачем ты пришел? Почему моя песня тебе не по нраву?
– Старая она, – ответил Ярхо негромко. Если бы прибавил голос, глядишь, жена его брата рухнула бы без чувств. – Такая старая, что люди бы позабыли. А если не позабыли, то переделали бы. Ты же играешь – звук в звук, как помню.
Рацлава пожала скованными плечами.
– Моя наставница научила меня ей. И она была… не человеком. Кёльхе, могущественная певунья камня, – она срастила свое тело с ясеневым стволом, став древесной колдуньей. И она жила долго, Ярхо-предводитель, несколько сотен лет. Быть может, кто-то, подобный Кёльхе, передал ей знания, многими из которых я не смогла овладеть.
– Где она сейчас?
Жена его брата помолчала, а потом закусила и без того покалеченную губу.
– Я убила ее, – сказала тихо. – Я забрала у нее свирель, и она погибла. Говорила же тебе, Ярхо-предводитель: и меня заклеймили предательницей.