— Кто тебе сказал, что Макгонагалл будет выступать? — голос Теодора вывел Драко из размышлений. Нотт сидел, косясь то на сокурсницу, то на директрису, и явно не приходил в восторг от мысли, что последняя хочет сообщить нечто важное.
— Грейнджер, — Пенси сказала это так, будто ответа очевиднее невозможно было придумать. — Драко, она ничего не говорила тебе?
— Кажется, что-то упоминала, — слизеринец поморщился от одной мысли, что после «неожиданного» известия о предстоящем вальсе ему пришлось слушать Гермиону даже тогда, когда в её словах появлялось имя директора. Повторного конфликта с девушкой не хотелось, как не возникало и желания снова попасть в неприятную ситуацию, а потому пришлось наступить на горло собственным принципам и не абстрагироваться каждый раз, когда речь заходила о Минерве. — Кстати, как вообще вышло так, что вы обсуждали это?
— Признавайся: секретничали, пока заплетали друг другу косички? — с неподдельным любопытством спросил Блейз, и парни громко засмеялись.
Вместо ответа Пенси лишь крайне многозначительно на них посмотрела.
Ровно неделю назад она случайно столкнулась с Грейнджер в коридоре, когда намеревалась прийти под конец репетиции вальса и отдать Драко конспекты. Однако тренировка, очевидно, закончилась раньше, а вместо Малфоя на пути слизеринки возникла Грейнджер, на ходу перебирающая кипу бесполезных бумажек, в опасной близости к которым плыли по воздуху танцевальные туфли, и борматала что-то вроде «О, Мерлин, да когда же это всё закончится?»
«Что именно? — Пенси уже не могла вспомнить, что именно руководило ей, когда она задала этот вопрос. Просто весь облик Грейнджер был сплошным воплощением вселенской усталости, и она, ведомая каким-то странным ощущением, — не сочувствием, нет, быть этого не может — просто решила вырвать гриффиндорску из омута учебной и внеурочной волокиты. Ненадолго, буквально на пару минут, не больше, чтобы не зазнавалась. — Выглядишь так, словно по тебе прошёлся гиппогриф, — и, видя явное сомнение во взгляде собеседницы, уточнила: — Два гиппогрифа».
«Малфой» — на выдохе выпалила Грейнджер, прислоняясь спиной к прохладной стене и медленно съезжая вниз.
От мыслей о предстоящем и, вероятно, душевном разговоре, Пенси стало немного неловко. Она не привыкла к таким беседам, ведь они были совершенно неуместны в её кругу. На Слизерине открывают счета в Гринготтсе, в худшем случае — грязные тайны, но не души, никак не души.
«Порой я вижу, насколько другим он стал, но иногда… Будто бы не было всего этого…» — гриффиндорка неопределённо взмахнула руками, словно подразумевая подо «всем» не только отношения с Малфоем, но и этот разговор.
Это явно было уже слишком.
Грейнджер, явно понимая это, замолчала, продолжив гипнотизировать пространство перед собой. Пенси же, хотя и пыталась максимально сфокусироваться за собственном кольце с изумрудом, никак не могла избавиться от мысли, что теперь её очередь говорить. То, что на этой ноте нельзя завершать диалог, ощущалось почти физически.
«Я знаю, что у Драко не самый простой характер, — Грейнджер, хвала Салазару, всё же нарушила молчание первой, — как знаю и то, что он многое пережил. У него серьёзные проблемы с доверием, он скрытен и высокомерен одновременно, — хотя я до сих пор не понимаю, как можно совмещать эти качества, — порой излишне ироничен, даже груб… Но я понимаю и принимаю это, Пенси! — судя по тону, всё вышесказанное являлось почти криком души. — Пусть это и не лучшие качества, но это, что делает его Драко Малфоем, и я не пытаюсь его исправить или перевоспитать, просто… Иногда мне кажется, что всё и впрямь осталось прежним».
Грейнджер выдохнула слишком громко, словно хотела выпустить из лёгких не воздух, а собственные переживания. Сама Паркинсон вряд ли однажды решилась бы на столь открытый разговор с кем-то, предварительно не заставив собеседника дать Непреложный обет, а потому желание сделать хоть что-то грызло грудную клетку. Думать о том, что этим «чем-то» вполне могла бы быть совесть, крайне не хотелось.
«Ты не в силах изменить его, но в твоей власти сделать так, чтобы Драко сам захотел меняться, — Пенси десятикратно поклялась стереть себе память, после чего продолжила: — Думаю, будет достаточно и того, чтобы он знал, что ты в него веришь».
«Это очень мудрая мысль, Пенси».
«Да, я знаю, — невозмутимо выпалила в ответ слизеринка, пытаясь не замечать того, что Грейнджер назвала её по имени. Они ведь всё ещё недолюбливают друг друга, верно? — Полагаю, на этом череда твоих неразрешимых проблем завершается?»
«О, если бы, — гриффиндорка улыбнулась, и Пенси слишком поздно поймала себя на том, что сделала то же самое в ответ. Пожалуй, именно в этот момент она окончательно поняла, что нашёл в этой девушке Драко: Грейнджер неосознанно делала всех вокруг лучше, заставляла считать, что ты и правда чего-то стоишь. Случайное желание оказывать такое же влияние на Блейза мурашками пробежало по коже. — Я помогаю профессору Макгонагалл с подготовкой к балу, так что дел у нас очень и очень много. Ещё и какое-то объявление в пятницу… Профессор должна сделать его за завтраком, если я не ошибаюсь. Черт возьми, завтрак! Я же должна была уточнить меню!»
Грейнджер, ещё долю секунды назад сидевшая на полу, прижавшись спиной к прохладной стене, резко вскочила с места и побежала к лестнице, бормоча что-то про то, что такими темпами она никогда не доберётся до душа, в то время как слизеринка, лёгким движением палочки поправив макияж, направилась в сторону подземелий: конспекты, будь они хоть трижды волшебными, не найдут Малфоя сами.
— Эй, Пэнс? — девушка вздрогнула, в одно мгновенно перемещаясь из пустого коридора в оживленный Большой зал, где младшекурсники болтали без умолку, а Блейз сжимал её ладонь под столом. — Макгонагалл здесь.
***
— Итак, дата революции революции домовиков?
— 1395
— Верно, а где это было?
— Под Эбандонским мостом.
— Хорошо, а что насчёт восстания гоблинов?
— 1468
— Причина?
— Малфой, сейчас моя очередь!
Они сидели под старым дубом, растущим недалеко от внутреннего двора Хогварта, и со стороны, наверное, казалось, что соревновались в эрудиции, задавая друг другу каверзные вопросы. Он — о политике, истории, науке и, разумеется, тёмных искусствах, она — о литературе, географии и биологии, трансфигурации материй и астрологии. Все эти сферы человеческой жизни, многократно затронутые двумя студентами, объелиняла она — Ж.А.Б.А. Несмотря на то, что пока что был лишь май, и до экзаменов ещё оставалось время, двое волшебников, постоянно воюющих за первенство в учебном рейтинге, уже готовились к очередному поединку. Гермиона уже и не помнила, с какого момента началось их с Драко негласное соперничество, однако если раньше об этом способе лишний раз самоутвердиться приходилось молчать, то теперь такой необходимости не было. Они сидели в тени дуба, наслаждаясь то ли этим поразительным спокойствием, то ли пьянящим воздухом мая, и все пресловутые «до», отравлявшие своим существованием столько лет, казались чем-то, что было в прошлой жизни и вспомилалось лишь в редкие моменты дежавю.
— Мерлин, Драко, оставать в покое мои волосы! — девушка пошевилилась, пытаясь отстраниться, то тщетно: одна рука слизеринца по-прежнему лежала на её талии, прижимая спиной к его торсу, в то время как другая накручивала на палец темно-каштановую прядь. — Лучше бы ты готовился с таким упорством!
— О, поверь, у меня есть время до июня, — совершенно расслабленно отозвался Драко, поудобнее устраивая девушку у себя на коленях и все-таки освобождая её волосы от дерзновенного посягательства.
Грейнджер выдохнула, вспоминая, какой шквал негодования прошёл по Хогвартсу, когда в середине апреля Макгонагалл прямо за завтраком объявила, что седьмому и восьмому курсам придётся задержаться в школе ещё на неделю для сдачи экзамена. Тем утром Рон как никогда яростно поглощал овсянку, ловя на себе обеспокоенный взгляд Меган с пуффендуйского стола, в то время как Гарри хмурился и вздыхал, хотя и явно был куда менее раздосадован. После войны он в принципе окончательно разучился буйно реагировать на какие бы то ни было события — в сравнении с тем, что они пережили, любые вселенские катастрофы казались обычными будничными неурядицами. Сама гриффиндорка предполагала, что объявление может носить организационный характер, но не могла и предположить такого поворота событий. Малфой же не удостоил новость о задержке в школе хоть какой-нибудь реакцией, в привычной манере заявив, что «готов написать Ж.А.Б.А. на высший балл хоть сейчас». Пожалуй, именно после этой роковой фразы они и начали соревноааться в знании школьной программы.