Гермиона улыбнулась, увидев, что Драко прислушался и направился к зоне для колдографий, оставив свое мнение о советах гриффиндорца и о том, куда эти советы ему лучше засунуть, при себе. Откровенно говоря, она не раз представляла, как было бы чудесно, если бы в её выпуском альбоме была бы хотя бы одна колдография, где были бы запечатлены и друзья, и её молодой человек. Тем не менее, даже говорить о том, чтобы воплотить эти грёзы в жизнь, ей не хотелось: ни Рон, ни Гарри, ни уж тем более Драко не хотели идти на контакт, если того не требовали обстоятельства, аргументируя это тем, что нахождение по несколько часов в одном помещении как на уроках, так и на репетициях вальса — максимум, на который все трое способны.
Теперь же мечты воплощались в жизнь и, жмурясь от вспышек камер, — после прихода Малфоя количество колдографов заметно увеличилось, — Гермиона чувствовала себя настолько счастливой, насколько это вообще возможно. Конечно, одно только наличие всех этих камер напоминало о том, что если бы не было в их жизнях войны, зал был бы свободнее как минимум вдвое, но гриффиндорка предпочитала не сосредотачиваться на этих мыслях. Она здесь, в уже полностью восстановленном Хогвартсе, стоит в шикарном красном платье, за которое Драко, решивший сделать ей такой подарок, отдал, должно быть, баснословные деньги. Рядом Гарри и Рон — её любимые мальчишки, незаметно превратившиеся во взрослых юношей, такие близкие и родные, что сжимается сердце. И, разумеется, Драко. Человек, начавший менять её жизнь, наверное, прямо с того момента, когда она увидела его в тени колонны на вокзале. Тогда — такой холодный и отстраненный, что хотелось закрыться руками, а лучше и вовсе сбежать, а сейчас — спокойно сжимающий её ладонь в своей и демонстрирующий непоколебую уверенность одним своим существованием. Живущий у неё, Гермионы Грейнджер, в грудной клетке между рёбер, запускающий сердце снова и снова.
— Танец? — негромко предложил Драко, но девушка прекрасно расслышала его, хотя это было и не так просто в окружении стольких людей.
— Давай.
Какая-то журналистка издала разочарованный вздох, но Малфою было глубоко наплевать. Колдозона, больше напоминающая театр абсурда, нежели место, специально оборудованное под создание снимков, осталась позади, и теперь слизеринец концентрировался исключительно на том, как протиснуться к центру зала, не соприкоснувшись ни с кем и не потеряв тонкую руку, так и норовившую выскользнуть из его ладони, за которую он и вёл Гермиону за собой. Радовало хотя бы то, что к концу мая волшебники уже не приходили в настоящий шок, видя подобные картины.
— Даже не верится, что это конец, — выдохнула Грейнджер, когда прежняя мелодия сменилась на медленную композицию, и они начали танцевать. — Будто бы часть жизни просто исчезнет.
— Зато начнётся новая, — неспешно двигаясь в такт, заметил Драко. Он и сам чувствовал что-то вроде лёгкой грусти, хотя был куда меньше подвержен ностальгии. — И, поверь мне, эта часть жизни будет не хуже.
— Я верю, — Гермиона положила голову ему на плечо, осторожно перестурая по кругу.— Наверное, я просто не знаю, с чего начать.
— Никто не знает, — проговорил слизеринец куда-то в волосы своей партнерше, вдыхая неизменный бананово-карамельный парфюм. Было всё ещё слишком сладко, но почему-то больше не приторно. Скорее, приятно. Очень приятно. — Но у меня уже есть одна мысль.
— Какая же? — кружась, удивилась девушка.
— Я хочу, чтобы ты переехала в мэнор.
— Что? — пожалуй, это было слишком громко: несколько пар, танцующих неподалёку, обернулись. — Годрик, Драко, это же безумие! Исключено!
— Через две недели мы сдадим Ж.А.Б.А. и разъедемся по разным частям Британии. Что тогда?
— Ну, мы ведь волшебники, не думаю, что это будет проблемой. Можно использовать трансгрессию или, скажем, летучий порох…
— Грейнджер.
— Что?
Резкий наклон, подобный тому, какие делают в танго, и Гермиона буквально оказалась в подвешенном состоянии. Разумеется, она думала о том, что будет с их отношениями после выпуска из Хогварта. Было рассмотрено множество самых разных вариантов, но переезда в мэнор точно не нашлось среди них.
— Прости, но с твоим поместьем у меня связано мало хороших воспоминаний, — это была правда. Возвращение в дом, где её сначала пытала Беллатриса, а затем Драко чуть не убило взрывом, не вызывало у Гермионы совершенно никаких положительных эмоций.
— Я знаю, — Малфой кивнул слишком быстро, что говорило о том, что этот ответ он предусмотрел. — Как тебе уже известно, подземелья и весь первый этаж были разрушены из-за шкатулки. За весну их полностью восстановили, — юноша сделал паузу, ловя взгляд Гермионы. — Я понимаю, что ты чувствуешь, но мэнор уже не тот, каким он был прежде. Отныне это совершенно другое место.
— Что насчёт остальных этажей? — вопрос вырвался сам и прозвучал как-то излишне отрешенно.
— Там никого не пытали и не убивали, если ты об этом.
Гермиона покачала головой, уставившись на носки собственных туфель. Предложение Драко было очень даже неплохим и какая-то часть гриффиндорки уже высказала свое безапелляционное «да», но другая рациональная половина наотрез отказывалась уступать. В конце концов, нельзя же так просто взять и переехать! Тем более, если речь идёт о семейном поместье Малфоев. Кроме того, возможно, им с Драко стоило подождать и все хорошо обдумать. Были ли они готовы к такому серьёзному шагу?
«Мерлин милостивый, разумеется, вы оба готовы! Драко был готов пожертвовать жизнью, чтобы защитить тебя, Гермиона Грейнджер, так что его решение уж точно нельзя назвать необдуманным. Что же касается тебя… Ты спасаешь его задницу от всех неурядиц мира начиная с сентября и по сегодняшний день. Да, ты боишься перемен, но на этот раз ты к ним готова. Вы оба готовы», — заключила рациональная половина, и девушке стало значительно легче.
— Как же Нарцисса? Разве она не планирует возвращаться из Франции?
— Как оказалось, нет. После всего этого безумия она подружилась со Скоттами и даже привязалась к Софи Элиш, так что на прошлой неделе она прислала мне письмо, где сообщила о своём желании остаться во французском поместье, — рассказал Драко, возвращая Гермиону в вертикальное положение. — Я не имею ничего против. Мать заслужила спокойствие и жизнь в удовольствие.
— Хотела бы я сказать то же самое о своих родителях, — Гермиона вздохнула.
— Что сказал врач?
— Память вернулась до того момента, когда мне было шестнадцать.
— О, это же практически полностью!
— Да, но мне всё ещё нельзя с ними видеться. Процесс должен завершиться сам, иначе это будет сильный стресс для них, — Грейнджер вновь ощутила укол опустошения, пронзившего её на прошлой неделе, когда доктор из Министерства, занимающийся её родителями, нанёс визит прямо в школу, чтобы сообщить о прогрессе. Безусловно, гриффиндорка была рада, что близкие вспомнили практически всё, но думать о том, что они не смогут встретиться ещё какое-то время было больно. — Доктор сказал, что потребуется ещё около четырёх месяцев.
— Вот видишь, теперь у меня есть ещё один довод, почему ты должна переехать в мэнор. В ближайшие месяцы твоих родителей не будет рядом, а я не могу допустить, чтобы ты жила в маггловском районе совершенно одна.
— Эй, я могу за себя постоять! — Гермиона предпочла не думать о том, насколько обиженно и по-детски прозвучал её голос.
— В противном случае я буду ежедневно отправлять к тебе домовиков на дежурства! — проигнорировав сказанное, продолжил Драко.
— Это запрещённый приём, Малфой! — предупреждающе произнесла гриффиндорка, прищурившись.
— Что ж, я слизеринец, могу себе позволить.
Очередная мелодия сменилась на более быструю, и то ли новая песня, то ли что-то ещё оказало свое влияние, но Грейнджер почувствовала нечто похожее на возмущение:
— Ты пытаешься меня контролировать!
— Вовсе нет.
— Да!
Гермиона хотела отвернуться и уйти из зала, но прежде, чем успела сделать хоть шаг, была остановлена и вновь оказалась в состоянии, подозрительно напоминающим невесомость. То, откуда Малфой узнал про этот элемент из танго, девушка решила выяснить позже.