Ага, как же! Муженек, оказывается, срочно уехал в какую-то дальнюю деревушку. Случилось там что-то серьезное. Ко мне не зашел, думал, отдыхаю. Записку оставил. «Дорогая, выздоравливай, не скучай, я скоро вернусь. Твой…» Ох, как же на душе муторно! Ладно, надо спать ложиться. Утро вечера мудренее.
Зачем поднялась в такую рань? Еще солнце не взошло, хотя птицы уже заливаются. Ах, как чудно выводят! Приоткрою-ка окно, чтобы лучше слышать. А это что за корзинка на подоконнике? Плоды какие-то… Никогда таких не видела. Помельче и покрупнее, одни желто-рыжие, другие по цвету на морковку смахивают. О-о-о, только не это! Неужели червяк притащил свои бри… косы и оранжи? Самого нигде не видно, а жаль. Я б ему в физиономию запустила. Подожду, вдруг появится. Хм, пахнут фрукты хорошо, что одни, что другие. Маленькие даже на ощупь приятные, бархатистые, так и хочется по губам провести. Что мне мешает? Прелесть какая! Нежнее бархата. Попробую-ка я по штучке. Сначала пушистые. М-м, вкусно! В середине косточка, на сливу похоже. Цвет у мякоти и правда красивый. Мне такой пойдет. Посмотреть бы со стороны, как я в этом пушке выгляжу. Тьфу, опять не о том думаешь. Как бы в нем ни выглядела, для птенчика ты, матушка, стара. Пусть ищет себе молоденькую. А я второй фрукт кусну. Ой, ну и дрянь! Едкий и горький, даже язык защипало. Понятно, зачем он их притащил. Шутит. А у меня нет желания веселиться.
И куда эту корзинку девать? Ведь если кто-нибудь из слуг увидит, спрашивать начнут, дойдет до мужа. Червяк проклятый…
Отвернулась от окна комнату оглядеть, место для захоронки найти. А у двери водяной стоит, спиной привалился и усмехается. Голый. У меня реакция неплохая и глаз верный. Я надкусаный плод из корзинки — хвать и гостю дорогому в физиономию. Он определенно такого пылкого приема не ожидал и уклониться не успел. Высказываться не стал, видно, опасался челядь перебудить, но лицо его надо было видеть. Чего только я там не разглядела! Все оттенки, от ярости до… восхищения? Тут злость моя на червячишку внезапно испарилась, я рухнула на кровать и ну хохотать. Услышать меня никто не мог: в комнатах по соседству слуги не спят. Водяной теряться не стал, сразу рядышком оказался и на меня навалился. Я ничего поделать не могла, так смешно было. Оттолкнула пару раз еле двигающейся рукой, ему, конечно, хоть бы что. Делает, что хочет. Обо мне, впрочем, тоже не забывает. И на том спасибо.
— Что, помоложе пока никто не подвернулся? — спрашиваю, когда мы оба в себя пришли.
— Дура ты, — отвечает. — Я и не собирался никого искать. Чего тогда взъелась?
Я, понятное дело, этот вопрос прояснять не стала. Пусть думает, что дура. В каком-то смысле так и есть.
— А зачем ты мне такую гадость притащил? Нарочно?
— Какую гадость? — не понял водяной. — Хорошие фрукты, спелые. Я сам пробовал.
— При мне не попробуешь? — и ярко-рыжий плод ему пихаю.
Он посмотрел непонимающе, потом ладонью себя по лбу хлопнул.
— Ты прямо так кусала?
Киваю.
— Да ты и впрямь небольшого ума.
— Ну, куда уж нам, простым смертным, старым курицам до юных Змеев красоты неописанной.
— Чего ты к моему возрасту прицепилась? Я уже не мальчишка, мне целых два озера во владение передали, — и вроде как опять надуться норовит.
Тут до меня потихоньку доходить начинает, что разлюбезному моему на ихний нелюдский манер лет совсем немного. Наверное, меньше, чем мне. Так что если я не хочу с ним окончательно разругаться, нужно шутки на время оставить.
— А я не старушка, — говорю серьезно.
— Я ж пошутил тогда…
— Я тоже. Объясни, что я не так с рыжим плодом сделала.
— Его чистить надо, — вздохнул водяной. — Дай, покажу.
Апельсин оказался ничуть не хуже бархатистого абрикоса. А мой Змей, пользуясь отсутствием графа, так и застрял в замке. Совсем обнаглел, ходит за мной везде, рожи строит, молоденьких служанок поглаживает. Никто его не видит, он этим и пользуется. Я к концу дня чуть не взвыла. То сдерживаться приходится, чтоб не рассмеяться, то — чтоб в охальника чем-нибудь не запустить.