Змеиное варенье
Маргарита Дорогожицкая
Глава 1. Хризокола
В толще монастырских стен умирали и звуки внешнего мира, и лучи солнца, и мои надежды. Я давно потеряла счет времени, обессилев биться о равнодушный камень. Послушники не разговаривали, лишь молча приносили еду, которая оставалась мною нетронутой. Казалось, что все обо мне забыли, и я обречена вечно томиться в этой неволе.
Прошлые события слились в один сплошной вязкий кошмар, в центре которого маячило бледное лицо инквизитора с хлынувшей горлом кровью. Ее брызги на моем лице горели до сих пор, оставаясь единственным материальным свидетельством того, что все случилось наяву. Проведя рукой по лицу, я в который раз задалась вопросом, жив ли еще Кысей.
Тогда его сразу выхватили из моих объятий, а подоспевшие послушники скрутили стрелявшего ублюдка, не дав мне вцепиться ему в горло. Меня оттащили, невзирая на яростное сопротивление, и под стражей отправили в монастырь. Я в бессильной злобе сжала кулаки, подавившись сухим горячим кашлем. Пронизывающий холод монастырской кельи вводил меня в странное оцепенение, замораживая чувства и возвращая в прошлое. Я вскочила с колен и заметалась в узком пространстве четырех стен. Неизвестность сводила меня с ума больше, чем собственная беспомощность. Я впадала то в беспросветное отчаяние, то в безрассудную ярость, круша все подряд, как сейчас… Душившее меня бешенство требовало выхода…
Заскрежетала тяжелая дверь, загремели засовы, и в келью проник луч свечи. На пороге стоял хмурый отец-настоятель, а за ним я различила фигуру Антона.
— Вы свободны, — тяжело уронил церковник, отступая в темноту.
Все еще не веря в происходящее, я сделала шаг вперед, к свободе, пошатнулась и была поддержана под локоть братом. Он накинул мне на плечи теплый мех и поспешил ответить на невысказанный вопрос:
— Он жив, Хриз. Жив.
В экипаже я опять зашлась в жестоком приступе кашля. Антон обеспокоенно пошевелился и сказал с горечью:
— Прости, что тебе пришлось так долго там пробыть…
— Сколько? Сколько я там просидела?
— Три дня. Хорошо, что Отшельник смог подкупить кардинала Блейка и получить у него разрешение на твое освобождение. Все остальные церковники даже слышать о тебе не хотели… Приказ инквизитора…
Я стиснула зубы, давясь кашлем.
— Убью вышкребка!
— Хриз, он тебе жизнь спас…
— Его никто об этом не просил, баран стоеросовый…
— …ценой своей…
— Что? — вскинулась я, чувствуя, как замирает сердце. — Ты же сказал, что он жив?
Антон опустил глаза, и я вцепилась ему в воротник.
— Он же жив? Что ты молчишь!
— Он очень плох. Арбалетный болт пробил легкое. Лекарь Гиршем, помнишь, она была среди гостей, вовремя оказала первую помощь и остановила кровотечение…
— Что с ним сейчас? — поторопила я брата.
— …Но в сознание он так и не пришел, у него началась горячка, подозревают заражение крови…
— Демон!
В висках гулко застучала кровь.
— Почему ты не попытался?..
Антон возмущенно вскинул на меня глаза.
— Ты что думаешь, я не пробовал? Я же знаю, как ты его… А! — махнул он рукой, обрывая мои возражения. — Вот только не надо рассказывать, что тебе все равно. А к инквизитору никого не пускают, и меня не пустили.
— Где он?
— В церковном госпитале. Возле его палаты круглосуточная охрана.
— Но почему? Почему охрана? Кого они опасаются? Ведь Улицкого сразу же схватили…
— Так поверенный до сих пор на свободе.
От недосыпа голова все еще плохо соображала, и я нахмурилась.
— Он здесь при чем?
Брат тяжело вздохнул и отвел глаза.
— Ты не злись, ладно? Поверенный был в сговоре с Улицким. Это он помог ему сбежать, рассчитывая, что тот успеет…
— Успеет что?.. — в груди стало тесно от неприятной догадки. — Махинации с завещанием?
— Да, — кивнул Антон. — Поверенный решил нагреть руки, выторговав у Улицкого процент и затягивая оглашение завещания. Там нет никаких условий, Пиона просто получает все…
— А если бы она вышла замуж, то это Улицкий мог бы распоряжаться всем… — продолжила я и не сдержала истерического смешка. — А теперь она замужем за другим голодранцем… А могла бы быть твоей женой!
— Хриз, прекрати, — вздохнул Антон. — Лучше порадуйся за нее с Мартеном…
При иных обстоятельствах я бы уже кипятком писалась от злости, что меня провели, как девчонку. Но сейчас мне было настолько все равно, что я лишь отмахнулась от слов брата.