— А больше господин Тиффано ничего не заказывал?
— А должен был? — мастер смотрел на меня выцветшей голубизной, напомнив глаза Софи с ее искорками безумного таланта.
Я пожала плечами, сложила украшение обратно в коробочку и направилась к выходу.
— Куда вы? Заберите…
— Мне тоже чужого не надо, — я уже взялась за дверную ручку, но мастер проворно оказался рядом.
— Возьмите подарок, пожалуйста, — сказал он и сунул мне в руки коробочку. — Негоже в такой светлый праздник держать обиды. Да хранит вас Единый…
И с этими словами меня выставили за порог вместе с побрякушкой, закрыв дверь на засов.
Во дворец я вернулась глубоко за полночь и легла спать, даже не раздеваясь. Если в монастыре страшные сны Миассы немного отступали и казались лишь вязким приглушенным кошмаром, то здесь они нахлынули на меня с опустошающей яркостью. Я ловила каждое движение несчастной, смотря на мир ее глазами, ощущая ее голод и находя странное удовлетворение в поедании других. Она съела не только собственную дочь. Миасса выбиралась на охоту поздно ночью, скользя бесшумной тенью по подворьям чужих домов и выглядывая добычу. Инородность никак не давалась, я не могла понять, что не так с движениями и ощущениями Миассы. А сегодня ночью я подавилась. Подавилась телом маленькой девочкой. Она была уже давно мертва, но я жадно заглатывала протухшее тело, а потом поняла, что оно застряло в глотке. Я не могла его проглотить, и выплюнуть тоже не могла…
Я проснулась, давясь криком и жадно хватая воздух. Мерзкий привкус во рту не проходил. Кровать рядом была пуста, соседка сбежала от меня еще вчера, когда я попыталась придушить ее во сне.
Орфуа я почти не видела, он редко появлялся в поварне, где вечно что-то варили, жарили или тушили.
Здесь всегда было жарко, что меня искренне радовало. Однако торчать, не разгибаясь, целый день на кухне в мои планы не входило. Весь штат поваров и обслуги меня дружно ненавидел, но побаивался, предпочитая судачить за спиной. У каждого из них были мелкие грешки, чем я беззастенчиво пользовалась, сваливая свои обязанности на других и появляясь на кухне изредка, только чтобы попасть на глаза Орфуа.
Для инквизитора у меня тоже был припасен подарочек. Перстенек княжны. Правда, без ее пальчика, но думаю, что Кысей был не в обиде. Слежка меня больше забавляла, чем раздражала. Дворец я успела хорошо изучить еще год назад, когда атаман только планировал похищение реликвии, поэтому проскользнуть лабиринтами дворцовых переходов и отправить посылку не составило труда.
Меня больше занимало, где Орфуа прячет жену. Ее могила оказалась пустой, в чем я, собственно, и не сомневалась. Сам повар все время был во дворце, лишь изредка отлучаясь в ресторацию по делам. Я тенью бродила по дворцу, собирая обрывки слухов и домыслов, и думала, думала, думала… На ком можно испытать отвар? Как выманить Орфуа? Как лишний раз не попасть на глаза инквизитору? О брате я запрещала себе думать. Голова пухла от боли, однако на кухню я все же зашла, но, едва переступив порог, тут же об этом пожалела. Там раненной медведицей выла та самая повариха, вырывая на себе волосы.
— Ой, горе лютое! Ой, что же теперь будет! Ой, не могу!
От ее воплей казалось, что мне в висок воткнули нож и медленно его проворачивают. Я скрипнула зубами и прикрикнула:
— Заткнись! Чего орешь?
— Ой, мамочки мои! Сына теперь в солдаты заберут! Ой, люди, что же это делается!
Ее безуспешно пытались утешить, но она заливалась слезами и продолжала голосить. Голова звенела и грозила расколоться, как спелая тыква. Старый повар с вислыми усами огорченно пробормотал:
— Деньги Снежка собирала, чтобы от воеводы сельского откупиться, да вот покрали их… Утром только кинулась. Заберут теперь ее Збышека в солдаты… Эх! Кто ж на такую подлость решился… Убил бы…
Толстуха взяла такую высокую ноту, что в висках что-то лопнуло, и я позавидовала мощи ее легких.
Подняв повариху за шкирку с колен, я злобно уставилась на нее:
— Прекрати выть! — но слова были бесполезны, у нее начиналась истерика.
Я сорвала с шеи ненавистную цепочку и сунула ей в руки.
— На, держи! Продашь и хватит, чтобы откупиться. Да замолчи уже, дура! — мне казалось, еще немного, и я не выдержу и упаду рядом с ней в приближающемся приступе. Скоро будет буря, Антон, скоро будет совсем плохо, скоро, скоро…
Она захлопнула рот и уставилась изумленно на украшение.
— Мамочки-боженьки… Это же святой оберег… Дорогой… Как можно… Я не…
Я сплюнула на пол, развернулась и ушла в блаженную тишину, радуясь, что избавилась от невесомой тяжести подарка.