— Атаман… Ты не волнуйся за него, тетушка. Ему сейчас уже… хорошо. Он тебя помнит. Грета, она вернулась?
— Моя девочка, — заворковала старуха, улыбаясь и доставая из клетки сизую голубку. — Умница, хорошая, сильная… Вот, держи…
Акомби протянула мне записку и мешочек, а я застыла, повторяя про себя: "Моя девочка, Мариночка, моя девочка…" Не глядя, сунула посылку в карман и пошла прочь. Марина вернулась. А мальчики? Они тоже вернулись?
— Цветик! — закричала мне старуха, догнав уже на лестнице. — А тебя второй братик спрашивал!
— Кто? Что ты несешь? — не поверила я ушам, но сердце уже кровоточило отчаянной надеждой.
— Долговязый и смурной такой…
Неужели Дылда? Господи Единый, прошу, пусть это будет Дылда! Пусть Антон окажется жив! Господи Единый, я тебе все прощу! Даже слуг твоих не трону! Ну одного из них так точно в живых оставлю…
— Где он? Говори! — встряхнула я тщедушную птичницу.
— Вот, держи…
Я вырвала у нее из рук записку. Буквы запрыгали перед глазами, не желая складываться в слова. "Пташка сбежала. Не догнали. У господина горячка, но он жив. Сняли конуру у Мясника. Псы спущены" Я полетела прочь, а старуха все надрывалась мне в спину:
— Ты передай Шушику, что я жду его… И птички мои ждут…
Больше всего я опасалась, что облава накрыла и конуру Мясника. Старый чучельник был еще одним давним знакомым атамана, жил неподалеку в нижних ярусах Корабельного квартала и частенько давал приют беглецам.
Яростно тарабаня в дверь, я прождала бесконечные минуты, пока на пороге наконец не появился бледный Дылда с оружием наизготове. Снеся с пути головореза, я рванула в дальнюю комнату. Пусто.
— Где Антон? Где?!?
— Пошел вон отсюда! — Дылда попытался схватить меня за шкирку и выставить за дверь, и я сообразила, что моя маскировка обманула и его. Я наподдала ему под дых и сдернула с себя парик.
— Госпожа, это вы?.
— Где Антон, придурок?!?
— Я ж не знал, что это вы… В погребе спрятал.
Бледное лицо брата маячило в темноте над ворохом одеял. Я бросилась к нему и прижала к себе, что есть силы стиснув в объятиях. Живой!
— Хриз, ну больно же… — он слабо попытался отстраниться.
— Больно? Да я тебя сама прибью! — я замахнулась, но рука не поднялась. Меня душила злость пополам с рыданиями. — Какого демона ты натворил? А если бы с тобой что-то случилось?
Я трясла его за плечи, содрогаясь от пережитого ужаса, а потом дернула на нем рубашку, чтобы осмотреть. Горячечный румянец в полщеки, рассеченный висок, правая рука висит плетью с плохо зашитой рваной раной, которая еще и начала нагнаиваться. У меня потемнело в глазах от злости.
Придурок! Антон жадно облизнул запекшиеся губы и прошептал:
— Скажи, Юля… жива?
Я помертвела.
— А тебя только это волнует? Какого рожна ты полез защищать эту девку? Зачем погнался за ней в бурю?
Анжи, какая милота… тьфу! А если бы ты погиб?!? Ты обо мне подумал?!?
— Анжи? Откуда ты знаешь?.. Ты с ней говорила? — он возбужденно привстал на кровати и неожиданно сильно вцепился в мою руку. — Она жива? Скажи!
— Да что с этой дрянью сделается! Как вы вообще могли ее упустить?
Антон с облегчением откинулся на подушку и закрыл глаза. А мявшийся рядом Дылда поспешил оправдаться:
— Так это все он, госпожа. Это ваш брат ее отпустил. А еще она видела его лицо.
— Что? Антон, это правда? — я стукнула его по раненной руке, и он застонал от боли. — Оставь нас, Дылда.
Мне придется серьезно поговорить с братом.
— Ну вы это… госпожа, не серчайте сильно на него. Дело-то молодое, кумекаете? Девка красивая, вот он и…
— Выйди! — процедила я ледяным тоном, и головорез мгновенно заткнулся и исчез.
Я склонилась над братом и щелкнула его по носу.
— Глаза открыл! На меня смотри. Что у тебя было с этой девкой?
— Она не девка, — буркнул Антон и повернулся к стене.
— Что значит "не девка"? — оторопела я. — Когда это ты успел?
— Господи, Хриз, отстань! Я не это имел в виду.
— Так ты успел с ней покувыркаться или нет? Антон! Да говори же! Меня инквизитор живьем сожрет, если узнает, что его драгоценная Юлечка потеряла невинность…
Он возмущенно обернулся и передразнил меня:
— А тебя только это волнует? Твой драгоценный Кысенька?
— Меня волнует, что эта… не девка видела твое лицо. Зачем ты его открыл? Зачем позволил ей сбежать? – я все-таки не удержалась и дала брату подзатыльник.
— А ты не понимаешь? О чем ты вообще думала, собрав этот бандитский сброд на шхуне и отдав им красавицу княжну? Что они будут вести себя благородно, словно монахи-отшельники?