— Простите, святой отец, но мне срочно нужно… исповедаться! Пойдемте скорее! — я попыталась увлечь его за собой, но он не сдвинулся, столбом застыв на месте.
— Ваша светлость?.. — произнес Кысей с вопросительной интонацией, словно и впрямь ожидая, что вояг станет перед ним оправдываться.
Густав его проигнорировал, лишь еще раз смерил меня жадным взглядом и ухмыльнулся, оглаживая бороду.
— Я буду вас ждать, госпожа Хризштайн. С шоколадом.
— Да, ваша светлость, я непременно угощу вас, — тихо пообещала я, больно щипая инквизитора за руку. – Пойдемте, святой отец!
Меня все еще мутило и хотелось забраться обратно в ванну, чтобы смыть с себя всю грязь. Кысей тащил меня вперед с упорством барана, прущего в открытые ворота, и бубнил себе под нос:
— Вырядилась!.. Ни стыда, ни совести! Не успела погоревать по одному любовнику, тут же побежала крутить хвостом перед новым! Шоколадом она его угощать собралась! Не позволю! — он резко затормозил, и я едва не налетела на него. — Что вы делали у комнаты княжны? Где вообще шлялись целые сутки?
Я холодно разглядывала его.
— А что вы забыли возле спальни княжны? В такое время, а? — я раздраженно освободила руку из его хватки, чувствуя, как злая обида накрывает сознание.
— Вас искал! Так и знал, что вы опять пойдете донимать Юлю! Вам мало?
— Юля, Юля!.. Везде только она! — я оттолкнула инквизитора с дороги, вдруг осознав горькую иронию Единого, что меня никто не хочет, кроме заклятого врага.
— Куда вы собрались?
— На кухню, — мне придется найти в себе силы, нельзя упускать такую возможность. — Варить шоколад. А вы можете и дальше утешать княжну, пока я буду угощать ее жениха…
Я разделю с этой паскудой напиток, разделю отраву, разделю ложе, что угодно, лишь бы подобраться к нему. Против обыкновения, ненависть не горячила кровь, а выстужала ее. Мне даже почудился металлический привкус на языке, словно тот раздвоился и напитался ядом, как у змеи…
— Еще чего вздумали. Никакого шоколада, — произнес Кысей, перехватил меня за руку и потащил дальше.
— Вы забываетесь, господин Тиффано! — стукнула я его кулаком в плечо. — Вы никто! И не вам мне приказывать!
Он молча втолкнул меня в комнату и зашел следом. Разобранная постель, приготовленная для любовных утех, смотрелась немым укором, полоснув сердце отчаянием невозможного. Ночевать мне придется в другом месте.
— Уходите, — выплюнула я.
— Я намерен отдать вам долг. Прямо сейчас, — и он кивнул на кровать, ухитрившись при этом покраснеть.
Сначала мне показалось, что я ослышалась.
— Что? Отдать долг? — переспросила я и подошла к инквизитору ближе, всматриваясь в смущенный румянец на щеках и чайный бархат глаз.
Его эмоции были такими сильными, что легко мною ощущались. Среди них были и стыд, и волнение, и тщательно скрываемый страх, и мрачная решимость, смешанная с обжигающей ревностью. Но чего там не было, так это желания. Я взяла его за подбородок, почти как вояг Густав раньше меня, и чувствуя себя еще гаже.
— Надо же, какое благородство. Доблестный рыцарь готов пожертвовать своей невинностью, отдать себя на растерзание чудовищу, вроде меня!
Я влепила ему пощечину, хотела еще одну, но Кысей перехватил занесенную для удара руку. А перед глазами маячил портрет Юли, насквозь пропитанный его обожанием…
— Только чудовище сегодня не в духе, несварение, девственников переело! — выкрикнула я ему в лицо. – Убирайтесь!
— Нет. Прекратите драться и злиться. И раздевайтесь.
Я оторопела от подобной наглости, тем более, что он подкрепил слова действием и потянулся к шнуровке платья.
— Пошел вон! — рявкнула я и ударила его по руке. — Я вас отымею, когда Я захочу! А не когда вам вздумается!
— Нет, — Кысей был странно спокоен, даже несколько отрешен. — Сегодня. Все произойдет сегодня. Я подготовился.
Я расхохоталась, давясь ядовитой обидой.
— Подготовились? Это как? Побрились? Белье новое надели? Надо же, сколько чести для меня одной!
— Я молился и очищал разум. Подал прошение о расстрижении. И прочитал ту книгу… "Искусство любви".
И не только ее, — Кысей покраснел еще больше и отвел от меня взгляд, уставившись на стену.
Это было невыносимо. И было бы смешно, если бы не было так мерзко. Я подошла к окну, вглядываясь в ночной мрак и ненавистные звезды. Теперь я тоже знала их все. Как и она… Ненавижу. Уж лучше в койку с Густавом, чем с этим…
— Зря старались. Я передумала. Вы мне больше неинтересны. Убирайтесь, — слова давались тяжело, как будто я по крохам собирала остатки гордости. Хотя какая гордость может быть у проклятой вояжны… без имени и чести…