— Как? — прошептала она. — Как вы это сделали?
В ее голосе был ужас. Я прижал Лидию к себе еще сильнее и сказал, сходя с ума от хрупкой податливости ее плоти:
— Сила веры бесконечна, как и этот знак в вашем теле. Его получает каждый церковник. Для кого-то он остается просто побрякушкой, а кто-то наполняет его верой и благочестием. Обеты воздержания даны не просто так… Они усиливают мощь верующего и позволяют творить чудеса. Помните, вы спрашивали, что такого случится, если я нарушу целибат? Теперь вы знаете что…
Я выставил ошарашенную Лидию за дверь, напоследок пригрозив, что если она еще раз посмеет согрешить, например, поднять руку на старика, вломиться в архивы Святой Инквизиции или блудить с воягом, то я сразу об этом узнаю и наложу епитимью. Не знаю, поверила ли она моим словам, но перспектива провести несколько часов на коленях в покаянной молитве ее не обрадовала.
Лидия притихла, затаившись и избегая попадаться мне на глаза несколько следующих дней, чему я был даже рад. Хотя и понимал, что это не к добру. Но Снежка клятвенно обещала мне присматривать за безумицей и незамедлительно сообщать обо всем подозрительном. Да и охрана княжьего повара была усилена стараниями Нишки. Поэтому сейчас меня больше тревожило состояние Юли.
Княжна врала, что потеряла память, наотрез отказалась описать Тени облик преступника, а при встрече и вовсе избегала смотреть мне в глаза. Когда я сообщил ей, что вояг Густав уже получил назад перстень, отданный в качестве выкупа, она побледнела и принялась допытывать подробности.
— Значит, его поймали? Серого Ангела поймали? — ее голос дрожал.
— Не думаю, иначе бы об этом объявили и устроили показательное судилище. Скорей всего, что он…
— Мертв? — воскликнула Юля, вскакивая со стула и опрокидывая мольберт. — Неужели мертв?
Мы беседовали в зимнем саду, где княжна поправляла здоровье и нервы за рисованием среди кустов благоухающих роз и апельсиновых деревьев. Я с тоской смотрел на изменившуюся в лице девушку, понимая, что мерзавец задурил ей голову.
— Думаю, что люди советника просто успели перехватить птицу с посланием до того, как за ней пришел гонец. Юля, скажи уже правду, что произошло?
— Я не помню, — уперлась княжна. — Довольно. Если у тебя нет новостей о Сером Ангеле, уходи.
Я разглядывал упавший мольберт и рассыпавшиеся кисточки, не торопясь их поднимать. Раньше подобное нарушение порядка привело бы девушку в отчаяние, а сейчас она его и вовсе не замечала.
Юля сама подняла и поставила мольберт, не заботясь, насколько ровно он установлен, небрежно собрала кисточки и продолжила рисовать корабль. Горделивое судно выплывало из утренней дымки летнего моря, воспаряя над безмятежной гладью белоснежными парусами. На его носу застыла фигурка капитана с растрепанной копной светлых волос. Я наклонился, чтобы разглядеть лицо, но оно было всего лишь мазком краски.
— Неправильно, — заметил я, кивая на рисунок. — Если паруса полны ветра, то море не может быть спокойным. А кто капитан? Анжи? У него светлые волосы?
— Уходи! — вдруг разозлилась Юля. — Я все равно тебе ничего о нем не скажу! Зачем ты мучаешь меня?
— Так ты все-таки помнишь… — протянул я. — Послушай…
— Ничего не хочу слышать! Уходи!
— Он преступник и мерзавец. Тебе кажется, что это не так, потому что ты очарована этим романтичным образом благородного разбойника, но он…
— Замолчи!
— Он вор. Он ограбил в Кльечи несколько богатых домов и взломал церковное хранилище. Он душегуб.
Он убил кардинала Ветре. Перерезал тому глотку. Он насильник. Он пытался обесчестить инквизитора Чорек. Сама спроси у нее, если мне не веришь. Он вымогатель. Он похитил вояжича Арметино и отрезал ему палец. Живому отрезал палец. Ты же видела изуродованное тело. Он украл тебя и потребовал выкуп.
Он держал тебя на судне, подвергая опасности зимних штормов! И после всего…
— Ты просто ревнуешь!
— Что? — оторопел я.
— Правильно госпожа Хризштайн сказала… — всхлипнула Юля. — Ты влюблен в меня, поэтому так ненавидишь его. Уходи. Я ни слова о нем не скажу. Даже если меня будут пытать!
Княжна быстрыми мазками сотворила еще одну фигурку рядом с белобрысым капитаном. Женскую. В легком белом платье. Мне стало так горько, что даже злости уже не хватало. Лидия и здесь успела сплести паутину лжи. А еще я понял, почему безумица так быстро перестала горевать об этом мерзавце.
Он точно жив, и она об этом как-то узнала. Но не от Юли, та сама убивалась по негодяю. Что же связывает Лидию с этим преступником? Неужели она, как и княжна, влюблена в него?..