— Только посмейте увильнуть!
Она подскочила к стражникам возле дверей, отправила их восвояси и обернулась ко мне, жадно сверкнув глазами. Я содрогнулся безумному голоду в них, но не успел ничего сделать. Лидия грубо втолкнула меня в комнату и захлопнула дверь, тут же набросившись и сдирая одежду. Ткань мантии затрещала под ее натиском, а меня словно парализовало.
— Лидия, — попытался я воззвать к ее разуму, — послушайте… Просто послушайте!
— Заткнитесь, — прошипела она, воюя с пуговицами. — Да как она расстегивается?!?
Я перехватил ее за руку.
— Бесконечность на вашей груди… Это не гадость, не проклятие и не наказание. Это благословение.
Самое дорогое, что у меня было…
Оборванные пуговицы полетели на пол вместе с мантией, а с рубашкой Лидия и вовсе не стала церемониться, задрав ее на мне и стаскивая через голову.
— Это источник божьей благодати, понимаете? Он наполнен моей верой, но может стать вашим. Вы сможете черпать из него силу, если…
Она алчно провела руками по моей обнаженной груди, облизываясь и тяжело дыша.
— … если поверите… если обратитесь к Единому… если очистите разум от греховных помыслов…
Лидия запустила пальцы мне в волосы, дернув за хвост и распустив его, а потом прильнула к моей шее, дразня кожу языком:
— Мне нравится ваша роскошная грива… не смейте ее обрезать… — и потянулась к ремню.
Я сгреб ее в охапку и отвернул от себя, удерживая в объятиях.
— Этот символ… — я приложил ее ладонь к пылающей бесконечности и накрыл своей рукой, — исчезнет… если вы будете блудить… грешить… Он просто выцветет и исчезнет, понимаете? Вы потеряете его мощь…
Нельзя!
Лидия поерзала, извиваясь, словно змея, и задевая собой мгновенно откликнувшееся естество. выдавшее мое постыдное желание.
— А я покаюсь, потом, честно… — она вывернулась и впилась мне в губы. Дыхание перехватило. Порочная слабость сломила сопротивление, и Лидия легко направила мою руку себе под юбку. Нежный бархат ее кожи словно сам струился под моей ладонью, а мягкий изгиб бедра был… был… был ничем неприкрыт! Я перехватил распутницу за волосы, прижал к стене и стукнул кулаком по стене:
— Почему на вас нет нижнего белья? Как вы посмели в таком виде пойти к воягу?!?
Моя ярость ее не смутила. Лидия наморщила нос и сказала:
— Не ревнуйте. Ваша ревность такая жгучая… как перец… — и чихнула.
— Вы!.. Да я вас!.. Немедленно обещайте! Обещайте, что близко не подойдете к воягу!
— Еще чего…
— Обещайте, или выставлю вас отсюда к кошачьей матери!
Лидия поджала губы, зло прищурилась и буркнула:
— Хорошо, обещаю. Обещаю, что не буду… спать с воягом. Но и вы взамен тоже не посмеете мне отказать.
Ни в чем! И чтобы я больше ни слова от вас не слышала! Хватит с меня ваших идиотских проповедей… И только посмейте залезть ко мне в голову! А еще я вас отымею во всех…
Я оборвал безумицу на полуслове, наклонившись к ней и поцеловав. Мне чудилось, что я падаю в бездонный омут греха… Словно пир во время чумы… Когда мир вокруг корчится в адских муках, но до этого нет дела, потому что ты опьянен горькой сладостью поцелуя…
… Я приспускаю лиф ее платья, нежно целую в шею, потом ниже… Меня неумолимо тянет к потерянной бесконечности. Я обвожу пальцем ее контур, но Лидия шипит от возбуждения, ругается непристойностями, почти дерется и норовит опрокинуть меня на кровать. Платье падает к ее ногам.
Тонкий шелк рубашки ничего не скрывает. Несмотря на нетерпеливое желание, я не хочу спешить и прикасаюсь к Лидии бережно, как к хрупкой фарфоровой статуэтке. Подхватываю на руки и несу в кровать…
Словно безумец, я упиваюсь выражением ее лица, когда погружаюсь в нее, упиваюсь той горячей влажной жадностью, с которой она принимает меня, упиваюсь тем, как она выгибается и вздрагивает подо мной, как требует ласки… Ее глаза вспыхивают и темнеют, дыхание учащается вместе с моим, тело прожигает слепящий до белого каления жар похоти, который взрывается мукой наслаждения. Я падаю за грань восприятия, обрушиваюсь на Лидию, перестаю дышать и жить из-за блаженства… И слышу, скорее, ощущаю, тихий звон тысячи мерцающих осколков… ее сознания… ее боли… которая раскаленными иголками впивается мне в кожу… Торопливо перекатываюсь на бок и заглядываю ей в глаза.
— Я сделал вам больно?
Спустя бесконечную секунду ее зрачки становятся нормальных размеров, и она шепчет:
— Больно… Очень больно… И так хорошо… И сделаете еще не раз… — она опять тянется ко мне.