Выбрать главу

Все было готово, вещи погружены в экипаж, распоряжения отданы, прощальная записка воягу составлена и отправлена. Я с опаской поглядывала на крыльцо Кухонного корпуса, словно и впрямь ожидая, что оттуда выскочит Кысей и потащит меня… спасать. Глупость полная. Он не посмеет заставить. Но стоило об этом просто подумать, как меня заполнила горячая волна вожделения. Я вдруг поймала себя на мысли, что ему не понадобится никакое принуждение, достаточно будет просто поманить пальцем и…

— Да пошевеливайся! — прикрикнула я на извозчика, который медлил с упряжкой.

— Госпожа!

Я застыла на месте. Дылда. Только его не хватало. Как он посмел сюда явиться?

— Простите, — он отвел меня в сторону. — Антон сбежал, простите…

— Как! Когда? Где ты был?!? — напустилась я на него.

— Дык в борделе же… Ночью… Вы же сами… Он так загорелся, девочек сам выбрал… двоих сразу… и я… ну и… а после…

— Что ты мямлишь! Ты должен был глаз с него не спускать!

— Так я и… Ну дык дело-то молодое, че ж я им мешать буду… я и тоже…

— И ты тоже отправился по шлюхам?!? — на мой возмущенный окрик с любопытством обернулся извозчик и развесил уши, и я перешла на злой шепот. — Пшел вон отсюда. Без Антона не возвращайся. Идти этому придурку некуда. Либо в "Пьяном пирате", либо у Мясника, либо в норе циркачей. Давай, шуруй отсюда. Я буду в монастыре. Как найдешь сопляка, в поместье его, в подвал, под замок.

Козлы! Почему вокруг меня одни козлы и идиоты? Один вбил себе в голову, что влюблен в княжну и спасет ее от вояга, а второй… Ну ладно, Антону еще простительно, дурак молодой, а инквизитор!.. Всего пару раз ублажила, и сразу: люблю — не могу, жить не хочу — спасу!.. Тьфу!

— Трогай уже! — велела я извозчику, откидываясь на сиденье и прикрывая глаза. Надо будет заехать к кардиналу. Кажется, только ему я не сулила рецепт "Поцелуя". Наверстаем упущенное. Пусть взамен отправит инквизитора подальше, под предлогом, что тот неровно дышит к сиятельной княжне, может помешать ее свадьбе с воягом, а я ревную и беспокоюсь. Слухи ведь гуляют… И да, грязи в них надо добавить. Из-за ревнивого фанатика теперь к воягу подобраться получится только на свадьбе. А может, это и к лучшему. Эту свадьбу в столице долго не забудут.

Матушка-настоятельница вопросительно смотрела на меня, ожидая ответа с легкой насмешкой.

— Нет, — я отодвинула от себя записку. — Я не хочу его видеть.

— Господин инквизитор был так… настойчив, — задумчиво протянула Селестина.

— Я не желаю смущать свой покой плотскими соблазнами, — резко осадила я ее, тем более, что это было абсолютной правдой.

— И вы говорите это после того, как провели столько ночей в его опочивальне?

Матушка была неплохо осведомлена о происходящем во дворце и решила утереть мне нос. Но я в ответ лишь горестно вздохнула и начала расстегивать пуговицы платья.

— Да, провела. Смотрите, как, — я дернула ворот платья и показала оторопевшей настоятельнице свое позорное клеймо. — Господин инквизитор решил… уберечь меня от греха… кардинальным способом.

Селестина, как зачарованная, встала из-за стола и подошла ко мне, ее рука сама тянулась к символу.

Фанатики клятые, что ж их всех так манит к этой гадости? Она коснулась моей кожи и охнула.

— Настоящий… И такой полный… Как же так?.. Вы же не сестра! У вас нет права его носить!

Я вздохнула еще тяжелей.

— Скажите это господину инквизитору. Это он так решил. А мне теперь даже думать о плотском не позволено…

Матушка-настоятельница подошла к окну, отвернувшись от меня. Ее голос звучал глухо.

— Когда я только приняла постриг и священную бесконечность, то мечтала о том, как наполню ее святостью, как смогу творить чудеса, нести свет и исцеление людям… Молилась, ночи проводила в покаянии, ухаживала за прокаженными, работала, не покладая рук… Но все было мало. Даже реликвия…

Даже ее света не хватало, чтобы просто избавить несчастных от боли… не говоря уже об излечении. А вы… — она резко обернулась ко мне, — вы должны его хранить! И преумножать! Вы понимаете, что он наполнен так, что вы можете стать святой! Чудотворницей! Вы должны принять постриг!

Я похолодела от фанатичного блеска в глазах церковницы. Чем же меня этот гаденыш наградил?