Тр-р-р… БУМ!
Во флигеле что-то затрещало и лопнуло, будто у мастера перегрелся электрический фонарь.
Потом еще и еще один.
Пепел скривился и повертел в ухе пальцем. Сделав затяжку, он выпустил дым через ноздри и оправил туго натянутый мундир.
— Не побеспокоил вас, господа? — Бэббидж возник на пороге куклодельни. До пояса одетый в свинцовый фартук, гладко переходивший в защитную маску, он напоминал палача из Старого света или Ку-клукс-клан из Нового. Тут и там на груди и лице фартук серебрился и шел мелкой рябью. Пепел учуял горелый запах и запоздало понял, что свинец местами кипит.
— К делу, сеньор Чарли, к делу, — замахал рукой Пако, и фигура в маске подняла тяжелую рукавицу в ответ.
— Частичный распад при нагреве. Так называемый «эффект воздушной кукурузы». Теряем до десяти процентов материала, — глухо объяснил палач-Бэббидж и растворился во тьме.
— А? Какой умный человек наш Куклодел? — Мексиканец откашлялся и харкнул за поленницу. — Жаль только, что хитрый. Но тут никак. Нужно быть хитрым, чтоб свинтить такую штучку. Да?
Он тронул заводную пилу носком змеиных сапог.
— Я не верю тому, кто весь одет в черное, — признался слингер, опять выудив сигару.
— Как и я. Если это не поп.
— А Бэббидж поп? — американец чиркнул парой спичек. — Смахивает больше на профессора.
— У него траур, вато, — Пако скривился и неумело притворился скорбящим. — Траур. Понял? Он чику родную потерял.
— Юноша, — раздался позади голос мастера.
Тот стоял на пороге, держа винтовку на вытянутых руках, как адъютант с картины, вручающий саблю генералу Гранту. Это давалось Куклоделу привычно, пусть нелегко: на его морщинистом лице шевелились скулы. Его тяжелый костюм остался во флигеле.
— Обязан, — Пепел обогнал забывшегося Пако и небрежно взял у мастера винтовку. Подумав, стрелок отдал скаутский салют. У него под мышкой затрещала ткань. Пепел запоздало добавил: — Сэр.
— Ну что же! — Хозяин оправил черный сюртук. — Время пить кофе?
Внутри жилище Куклодела кичилось родством со сказочной Британией еще сильней. Уцелей где-то на том свете Европа, подумалось Пеплу, этот механик в костюме гробовщика сошел бы там за своего. Убранство приемной встречало гостей кожей, воском, старым клейстером и боем огромных напольных часов. Казалось, невидимые скрипки вот-вот заиграют имперский марш, и лакеи в красных мундирах выступят навстречу, перехватив в салюте длинные ружья.
Но в холле, не считая тиканья часов и шума газовых фонарей, стояла нетронутая тишина. Золотые пылинки танцевали в резных оконных лучах, от которых нагрудный крест Пако воссиял среди джунглей подобно кортесову знамению.
— Ваши головные уборы, господа.
Вспомнив о предупреждении мексиканца, стрелок молча передал хозяину складную шляпу с пылесборником. Из приоткрытых дверей гостиной к ним подобрался аромат кофе и горячей сдобы. В желудке Пепла заворочался давний голод. Слингер не успел поужинать в «Еноте» и не ел ничего с тех пор.
Во главе широкого дубового стола восседало механическое страшилище. Неторопливо шевеля пальцами-спицами, существо вязало мохнатый рождественский шарф.
— Познакомьтесь с моей супругой, господа, — объявил Бэббидж, когда они трое вошли в гостиную. — Маргарет, поприветствуй гостей.
Голову машине заменял дагерротипный снимок в серебряной рамке, закрепленный на изогнутой шее. По щелчку пальцев хозяина он оглядел вошедших и выполнил элегантный поклон.
Вззь-ЦНЬ-зззиу, — пропело механическое создание. С дагеротипа смотрело черно-белое лицо пожилой дамы.
— Спасибо, радость моя. Над артикуляцией, конечно, работать и работать, — потупившись от гордости, Куклодел обнял свое создание, сложился пополам и чмокнул фотографию в лоб.
Существо выбросило гибкий щуп и точным геометрическим движением потрепало волосы мужа, ни на миг не прекращая ворочать спицами. Бесконечный вязаный шарф падал в корзину у его ног, одна мягкая складка за другой, будто из мануфактурного станка.
— Только и умеет, бедняжка, что рукодельничать и встречать гостей. — Отодвинув тяжелое кресло, хозяин присел рядом. — Впрочем, как и при жизни. Всё как при жизни.
В столешницу перед ним было встроено подобие приборной доски, скромней, но ничуть не проще той, что занимала половину кабины в южном лоурайдере. У панели располагалось несколько диковинных агрегатов. Бэббидж дернул рычаг, и то, что оказалось кофеваркой, послушно загудело, одну за другой наполняя фарфоровые чашки, поворачиваясь будто огромная митральеза.
Дзинь!
Крошечная печь распахнула металлический рот и высунула противень-язык, на котором в ряд румянились булочки.
— Угощайтесь, — предложил Бэббидж американцу. — У вас несколько потерянный вид. Связано ли это с моей супругой, или же сиденье не позволяет вам устроиться? Его геометрию можно изменять, смотрите.
Хозяин склонился и продемонстрировал Пеплу, как с помощью рычагов у подлокотника настроить механическое кресло на свой вкус.
— В нем используются почти те же узлы, что в Маргарет, — Хозяин тепло улыбнулся, и слингер снова поерзал на сиденье. — Ее вид может удивлять или пугать вас, юноша, я понимаю. Но если бы вы могли ощутить красоту движения, геометрические линии ее прекрасной души, перерожденной в кинетике…
Бэббидж опять наклонил голову, позволив устройству взъерошить ему затылок.
— Прикосновение ее пальцев. Воссоздано в точности. Та же отстраненность, та же скромная нежность. Вам трудно понять это, трудно забыть о шарнирах и передачах, и я вас не виню.
Пако уставился на слингера, яростно гримасничая тайком от Бэббиджа.
— Я… — протяжно начал Пепел и замолчал. Он разжевал булочку, проглотил ее и отхлебнул раскаленный напиток. И сдоба, и кофе, к чести хозяина, были отменными. — Это очень интересная машина. Сэр.
— Машина, вы правы, — Чарли-Куклодел отрешенно размешал кофе. — Мне известно об этом, юноша. Я не сумасшедший. Моя дорогая половина, мир ее праху, покинула нас четыре года назад.
— Мои соболезнования, — промычал стрелок, опять вгрызаясь в булочку.
— Когда-нибудь, — мечтательно протянул Бэббидж. — Я научу мою Маргарет играть на фортепиано. Жаль, что вас не будет рядом. Вы любите музыку?
— Эста буэно, — Пако решительно встал, утерся рукавом и отрыгнул. — А вот и музыка. Спасибо за еду, сеньор Куклодел. Пора.
Пепел тоже хотел было встать, но хозяин повернул рычаг, и механическое кресло, пихнув слингера в локоть, ухватило его запястья не хуже трапперской «кукушки». Стрелок дернулся, пытаясь высвободиться, но медные кольца на ремнях умело гасили движения, изматывая мышцы недонагрузкой, снова и снова мягко возвращая руки слингера к поручням. Собрав остатки сил, Пепел выбросил кулаки в последний раз. Недоеденная им булочка покатилась на пол. Кофейная чашка, сбитая локтем, полетела вслед за ней.
Дзинь!
Осколками брызнул фарфор, и черный кофе окрасил сосновые доски пола.
— Я всё же хотел бы поговорить о цене. — Обогнув стол, Бэббидж виновато переступил кофейную лужу. — Всё же, нулевое стекло. Задача была совсем не простой.
Он нагнулся к Пеплу, пробормотал извинение, и, взявшись за спинку кресла, на котором извивался слингер, мягко покатил его вдоль стола.
— Цена останется какой была, Чарли, — возразил мексиканец. — Ты исправно получаешь то, что хотел. Будешь стараться — получишь и впредь.
— Но мне ведь и на стол нужно что-то ставить! — вспылил Куклодел. — Чем я буду кормить гостя в следующий раз? Чем я буду кормиться сам?
— Не знаю, — сказал Пако. — Да и к чему мне. Ты, компадре, не ценишь то, что имеешь. В этом твоя ошибка.
— Но, — начал было хозяин и осекся, встреченный указательным пальцем южанина.
— «ЛА КОНКИСТА ГРАНДЕ»! — рявкнул Пако и тепло блеснул коронками. — Мы уважаем вас.
Он развернулся и вышел, насвистывая Билли Холидей, небрежно забросив винтовку через плечо.
— Прошу прощения за эту сцену, юноша, — пробормотал Куклодел в ухо слингеру, ловко буксируя его в кресле по длинному коридору, со стен которого пялились блеклые портреты и натюрморты. Хозяин добавил: — Эти негодные разбойники, рекетиры без души и совести… Вы, как американец, должны меня понимать.