— Потом я стала называть имена. Двадцать семь разных имен.
— Те люди, которых ты убила, — выдохнул Пепел.
— Те люди, которых мне называли в суде, — сказала она, — и не смогли доказать ничего.
— Ты… — Стрелок едва мог дышать.
— Я отрезала глаз, — сказала Игуана, тоже задыхаясь, — и бросила им под ноги. Всем этим жадным старикам, которые хотели видеть боль. Я не морщилась от боли. И крови не дала им… ни капли.
— Ты… угрожала им? — прохрипел слингер.
— Я! — крикнула Бессмертная Игуана, вскинув голову. — Я! Сказала им! Вот ваша цена! Если не нравится, прогоните меня! Но я вернусь… и возьму ее обратно… у вас… и у ваших… у ваших…
— Детей? — выдохнул Пепел.
Ладонь жрицы звонко ударила его по губам, но слингер едва ощутил боль. Все его чувства собрались в тугой узел ниже пояса. Бессмертная Игуана ощутила это и тут же замерла, беспощадно изводя его, снова не давая ему шевельнуться. Пепел хотел сбросить ее, но Игуана была наготове. Она отпихнула его прочь, ладонью в грудь, с неожиданной силой.
— Сначала говори, — потребовала жрица. — Ты хочешь сделать это опять? Сделать то, что тебе нельзя?
— Да! — выдохнул слингер. Он снова рванулся вверх — и снова рухнул, встреченный ее ладонью.
— Ты возьмешь меня в жены?
— Да. В Вегасе. Да, возьму!
Пепел дернулся еще раз и повалился, едва дыша, не в силах больше сопротивляться.
— Ты поедешь, куда я скажу?
— Да.
— Сделаешь то, что я скажу?
— Я был помолвлен с одной из вас, — пробормотал стрелок и сглотнул. — Я знаю, как это работает.
В один миг Игуана сделалась ласковой. Она помогла ему в несколько умелых движений, и наклонилась, когда Пепел привлек ее к себе, и терпеливо прижималась к его губам, пока он кусал и терзал ее, сотрясаясь в новом оргазме.
Едва стрелок успокоился, Бессмертная Игуана скользнула прочь и улеглась рядом, крепко обвив его ногу своими. Гроза за окном утихла, и полынь начала пахнуть еще сильнее.
— Я буду тебе хорошей женой, — пообещала она. — Как тебя зовут?
— Пепел, — отозвался он.
— Можно мне называть тебя «муж»?
— М-м, — утвердительно промычал Пепел.
— Завтра мы едем в Лас-Вегас, муж.
«Она не знает», — подумал слингер, глядя в потолок. Спираль не горела и вентилятор был выключен, но перед глазами Пепла всё равно кружились тени.
За пределами Невады вегасская бумажка не стоила ни цента. Эти норы-часовни открывались в тоннелях Вегаса только затем, чтобы богобоязненная парочка могла расписаться, снять плюшевую дыру в одном из соседних закоулков, нагрешить в свое удовольствие и уехать поутру, оставив брачное свидетельство в комнатном утилизаторе.
— Я покажу тебе Лос-Анджелес, — продолжала Игуана. — Братья устроят в твою честь гонки в сухих каналах. Ты был в Лос-Анджелесе раньше?
Слингер помотал головой.
— Мне говорили, что вашим народом правит Голливуд. Это так?
— Так же, как вашим — радио.
— Я отведу тебя на церемонию награждения…
Пепел осторожно приподнялся, выскользнув из ее объятий.
— Куда ты идешь? — спросила жрица.
— За сигарами.
— Останься. — Она поднялась и замерла, дав ему полюбоваться собой. — Мой муж не будет сам ходить за сигарами.
Слингер кивнул, подобрал футболку и бросил ей. Жрица поймала ее, взвесила на ладони и швырнула обратно.
— Мне не нужна одежда, — сказала Бессмертная Игуана. — Я скоро вернусь к тебе, муж.
Она вышла наружу и небрежно захлопнула за собой дверь.
Корни фикусов едва заметно покачивались. В приемнике тихо гудели нагретые лампы. Этот ящик праздничного вида, украшенный радугой в облаках, не принадлежал мотелю — он был таким же гостем из восьмидесятых, как и сама Игуана, с ее греховными забавами и не совсем ацтекским орнаментом на футболке. Трикси, дитя девяностых, была не такой — Трикс наряжалась втрое старомодней, но не пропускала ни одной дискотеки. Триксепо-Как-Ее-Там изо всех сил хотела сама казаться ведьмой, и жрицей, и психопаткой, но не умела стать ею надолго. У Игуаны было всё, о чем Трикс мечталось. И это делало жрицу еще опаснее.
Сев на краю матраса, стрелок размял шею и протер глаза. У него была тысяча поводов сбежать отсюда — сбежать прямо сейчас. Ему не нужен был фиктивный брак. И ребенок от Игуаны. И армия девственниц. И гонки, и церемонии награждения. Скитаться Пепел предпочитал в одиночку. Да и помолвок с индианками он впредь решил избегать.
Но едва жрица вышла, стрелок понял, что не собирается уходить прямо сейчас, без явной на то причины.
И, тем более, без перекура.
Она вернулась в комнату с уличным ветром, окруженная запахом сладкой акации и горелых листьев, наряженная в его плащ и его шляпу, с незажженной сигарой во рту и револьвером в руке. Она включила лампу — клак! — хотя небо за окном уже посветлело, и в этом почти не было надобности.
— Смотри на меня, — сказала Игуана низким голосом. — Я страшный ковбой Пепел, муж верховной жрицы, сын великого рейнджера!
— Я не ковбой, — отозвался Пепел. — Дай сюда Кочергу.
Стрелок протянул руку и отобрал у нее оружие. Жрица опустилась перед ним на колени и вытянула шею, передав ему сигару изо рта в рот.
— Прошу, мой хозяин, — сказала она.
— «Наниматель», — поправил Пепел и ухмыльнулся.
Стрелок взял у Игуаны шляпу и надел ее. Жрица поднялась, сбросила плащ и вернула его вместе с сигарой. Пепел пошарил в карманах, достал спички и закурил.
— Мы должны обсудить твою речь, — сказала Игуана. — Все люди должны тебя услышать и подчиниться.
— Какие люди? — Слингер затянулся. — О ком ты?
— Те, что на церемонии награждения.
Он поднял брови.
— В Голливуде, — объяснила жрица. — Ты выйдешь на сцену и передашь им послание от моего народа.
Стрелок хмыкнул.
— Я не Марлон Брандо, — сказал он. — Я плохо гожусь для Голливуда и сцены.
— Я красная, — ответила Игуана. — Я гожусь еще хуже.
Пепел не нашелся, что ответить. Он спросил:
— И что за послание?
— Ты скажешь им, что мой народ нужно вернуть обратно. За Стену.
— Народ — в смысле, ацтеков? Всё племя? Целиком?
— Чем больше нас, тем лучше.
«Какая же ты сумасшедшая», — подумал он, любуясь ею.
— Ты выйдешь и скажешь, что змеиный бог требует наших детей вернуться. Потом выйду я и скажу, что я верховная жрица и подтверждаю волю Великого Змея.
Пепел поднялся на ноги.
— Ну-ка, посмотри на меня, солнце. — Он взял Игуану за подбородок и повернул ее лицо к себе. — Этот Великий Змей… ты всерьез веришь, что он существует? Как и весь этот бред, про Иисуса Христа…
Жрица вырвалась и отвернулась.
— Я не знаю, — сказала она, глядя в сторону. — Вчера не верила. Потом ты принес этот ужасный диск. Теперь я не знаю.
Стрелок помолчал.
— Ну допустим, — сказал он наконец. — Я попаду на эту церемонию. Выйду на сцену. Скажу что-то. И кто меня послушает?
— Ты скажешь им, кто был твой отец, и скажешь, что его дух говорит из твоего рта.
— И они поверят? — Слингер криво ухмыльнулся.
— Если дух отца силен в тебе, он подчинит их. Даже если нет, то он разгневается и убьет их. Скажи, что он идет за тобой и убивает всех, кто тебя не любит.
Стрелок подобрал футболку и бросил ее Игуане.
— Оденься, красавица, — попросил он.
— Почему ты не называешь меня «жена»?
Бессмертная Игуана без особой радости натянула футболку, зажав в пальцах ее рваный ворот.
— Чтобы мы с тобой друг друга понимали. — Слингер потушил окурок и убрал его в карман. — Я расскажу тебе о Джонни, знаменитом аризонском рейнджере. А ты решишь, вызывать его дух или нет. История короткая, без начала и конца, так что я расскажу ее только один раз.
Жрица смотрела на него молча. Он продолжал:
— По детству Джонни часто таскал меня на ярмарки. Там были аттракционы… не такие, как это ваше колесо, а простые, сельские. Такие, знаешь, деревянные быки, механические лошади. Я всё детство провел на этих лошадях и быках. Вот только они не двигались. Когда кто-то другой катался, двигались, а подо мной — нет.