Лагерь ацтеков лежал по соседству. Он целиком был охвачен пожаром. Остов колеса продолжал распадаться: одна из опор накренилась еще сильней, потом с протяжным ревом обломилась у основания и рухнула, взметнув густой столб дыма и огня. Земля дрогнула, и полдюжины глоток зашлось в отчаянном вопле — упавшей конструкцией накрыло пару мотоциклетов и нескольких зазевавшихся дикарей. Пепел вынул сигару и закурил.
«Вот так, Игуана, — подумал он, набрав в легкие дыма, — вот так судьба карает непостоянных женщин».
— Ты стреляй!
— Сам стреляй!
За его спиной бранились голоса, один из которых был Пеплу знаком. Да и второй, определенно.
— Нужен труп, амиго, — увещевал кого-то Пако хриплым шепотом. — Или труп, или много разговаривать. А я не хочу, чтобы разговаривать. Ни тебе, ни мне. Понял, да?
— Нельзя, нельзя, — возражал второй голос.
«Тони-Глиста, — узнал Пепел, — тощий помощник шерифа».
Он достал Кочергу и обернулся. Патрон в барабане так и остался всего один. Но торговец не мог знать этого. Или мог?
Стрелок нахмурился. Он стоял и ждал.
— Ну вот, теперь у него револьвер, — бубнил Глиста в темноте. — Нет. Из моего не буду. Дай мне свой. Свой дай. Где твой? Т-ты что, и диллинджер посеял?
Щелк! Впереди зажегся электрический фонарь, закрепленный на крыше кособокой дырявой постройки. Вначале стрелок принял ее за уличный сортир, а потом запоздало понял, что перед ним стоит машина помощника шерифа. Это была кустарная колымага на широкой платформе, с кинетическим приводом — детище какого-нибудь деревенского кузнеца или плотника, того самого, что в остальное время строит уличные сортиры.
Хруп! Всё произошло так быстро, что стрелок не успел ни выстрелить, ни додумать мысль. Серая тень прошелестела в траве, мелькнула у его ног и прыгнуло во тьму. Луч прожектора дернулся, метнулся в сторону, а потом уставился в небо. Из темноты не доносилось ни звука.
Держа револьвер наготове, Пепел шагнул вперед. Едва он сделал второй шаг, как неведомый ночной хищник поднялся во весь рост. Им оказался ни кугуар, ни медведь, ни койот-переросток. Это был маленький ацтекский вожак.
— Так тебе и надо, мерзкий шпион, — сказал Буйвол, пристально глядя себе под ноги. — Ты теперь не будешь уже шпионить.
В его черных зрачках плясали отблески далекого пожара. Двигаясь умело и беззвучно, Ревущий Буйвол несколько раз пнул лежавшего на земле. Стрелок осторожно приблизился, шаря по карманам в поисках спичек. Тут прожектор наклонился, и пятно света легло слингеру под ноги, ярко подсветив каждый камень и травинку.
Тони-Глиста был жив. Он лежал на спине и тяжело дышал. Зрачки его глаз беспорядочно плавали туда и сюда: он посмотрел на слингера, потом глянул на мексиканца, потом на индейца. Лицо Тони при этом осталось ровным и гладким. Помощник не делал попыток подняться, руки и ноги его не шевелились. По всей его коже — на запястьях, на коленях и около шеи — аккуратным орнаментом краснели фигурные симметричные ранки.
Торговец вышел к свету прожектора с выражением младенческой невинности на лице. Он подступился к подручному, суеверно избегая наступать в его тень, и опустился на корточки около Тони, напротив слингера.
— Нервы перерезаны, — сказал Пепел.
Мексиканец молча зыркнул на него исподлобья, потом снова пригнулся к помощнику.
— Тони, — позвал он. — Тони, ты как вообще?
— Он вообще никак, — сказал Пепел.
— Я не тебя спрашивал, — огрызнулся Пако.
— Он не может тебе ответить, помощник, — сказал Ревущий Буйвол. — Твой великий наниматель забрал и язык у него тоже.
Проследив взгляд мексиканца, стрелок покосился вверх. Буйвол стоял где и раньше, но в руках его теперь блестели две прямые иглы, судя по всему, из меди или бронзы. Их острия были до половины окрашены кровью. Секунда — и ацтек ловко защелкнул две иглы в одно целое, в подобие длинной двузубой вилки. Индеец поднес два острия вилки к ноздрям, понюхал воздух, — а потом одним ровным движением ладони задвинул вилку себе в нос до упора, насколько остриям хватило длины. Вилка полностью исчезли в недрах его черепа — только бронзовое кольцо-набалдашник осталось у индейца под носом, то самое кольцо, которое Пепел раньше принимал за серьгу.
Пако огляделся и поворочал языком во рту.
— Точно говорить не сможет? — спросил он Ревущего Буйвола. — Никак не сможет? А буквы писать сможет? Картинки рисовать?
Буйвол не ответил. Мексиканец посмотрел на Пепла. Тот хмуро покачал головой.
— Я таких уже видел, — сказал он.
«Это не смерть. Это хуже смерти», — подумал слингер.
Трикси заплетала девушкам и женщинам косы, а мужчин оставляла смотреть. В процессе она объясняла им, какие они плохие люди. Как они убивают диких зверей и уничтожают дикую природу, тем самым приближая конец света. Плохие люди ее слушали. Они мало что могли сделать.
— Это не жилец, — сказал Пепел.
Пако вскинул густые брови.
— И что делать будем?
Пепел хмыкнул и пожал плечами.
— Ты хотел себе труп, — сказал он. — Считай, ты его получил.
Глаза Тони бессмысленно смотрели вверх. «Это шок, — подумал слингер. — А когда пройдет, он будет жить ровно столько, сколько ему понадобится, чтобы умереть».
— Он не мертвый, — сказал Ревущий Буйвол, заметно нервничая. — Я не убиваю жизнь. Он живой, он просто не будет больше шпионить.
Пако оглушительно фыркнул, шлепнув губами, потом не сдержался и расхохотался, да так, что в его кожаном жилете затрещали нитки. Индейца его смех растревожил не на шутку.
— Кажется, этот помощник сошел с ума, — сказал он Пеплу.
Стрелок лишь молча посмотрел на Буйвола, потом на Пако. Торговец хохотал и хохотал.
— У него трясучая болезнь, — сказал вожак. — Он смеется и не может остановиться.
— Это такой мексиканский юмор, — объяснил слингер. — Он хотел, чтоб полицейский убил меня, а вместо этого явился ты. Он думал, ты убьешь меня, а ты убил полицейского. Типичная мексиканская кинокомедия, сеньор Роберт Родригес.
— Мой родственник, — сказал торговец, на миг приняв серьезный вид.
— Я не… он не… — Индеец растерялся, потом рассердился: — Ты глупый помощник, ты ничего не знаешь. Это не полицейский, это шпион. Шпион ходит в такой клетчатой рубашке. А полицейские живут в Денвере, ходят в синей одежде и ездят на синих прыгающих машинах.
Пако уже не хихикал, а квохтал как издыхающий индюк. Даже слингер не смог сдержать улыбки. Не радовались только Буйвол и бедный Тони-Глиста. Индеец мялся с ноги на ногу, а помощник шерифа неподвижно лежал на спине и шевелил кадыком. «Хоть гортань работает», — подумал стрелок. Толку в этом, правда, для Тони было немного.
О-о-о-о-а-а-а-а!
Вдали послышался механический вой. Пепел на секунду замер — сирена в такое время года могла означать что угодно: бурю, землетрясение, мор, дождь из болотных жаб и прочие десять казней египетских. Но сирена провыла и умолкла, и вокруг опять сделалось тихо.
— Что это? — спросил индеец.
— Полицейские, — сказал Пепел. — Из Денвера. На прыгающих машинах.
Теперь Буйвол занервничал всерьез. Ухватив Тони под мышки, он взялся усаживать несчастного помощника у неуклюжей заводной платформы.
— Он живой. Он живой, — бормотал ацтек, распаляясь всё больше. — Сядь! Сядь! СЯДЬ!
Его возня не приносила никаких результатов: тело помощника всякий раз оползало на мятую траву словно тряпичная кукла. Сдавшись, Буйвол кинулся на распростертого Глисту и принялся пинать его с маниакальной яростью.
О-о-о-о-а-а-а-а!
Сирена провыла еще ближе. Буйвол прервал избиение лежачего и замер, настороженно уставившись в темноту.
— И что теперь делать будем? — спросил он с неожиданной интонацией, голосом ребенка, подражающего речи взрослых.
В ответ Пако хлопнул индейца по плечу. Он сказал:
— Беги, кукарача.
О-О-О-О-А-А-А-А!
И немедленно побежал сам.
Ацтек оглянулся на слингера, потом на мелькающие в темноте подковки мексиканца, и тоже сорвался прочь. Когда первые огни Хреновин показались из-за горизонта, Буйвол м Пако успели спуститься в котлован и продирались сквозь тернии где-то его края.