Слингер замешкался, но лишь на пару секунд. Машины полицейских уже сыпались на лагерь, лязгая стальными ногами и вздымая целые торнадо из степной пыли. Лучи их многочисленных фонарей и маяков сияли и перекрещивались в клубах песка и черного дыма, всё еще дрейфовавшего со стороны мотеля и упавшего колеса. Несколько мотоциклетов носилось по стоянке и пыталось скрыться, но прыгунцы всякий раз преграждали им дорогу. Стрелок в последний раз осмотрел неподвижное тело.
— Извини, Тони, — сказал он.
Потом наставил Кочергу против локтя…
БУМ!
…И прострелил помощнику шерифа глаз.
Он не побежал прочь, а, скорее, пошел быстрым шагом — слингер терпеть не мог беготню. Лезть в заросли терновника Пепел тоже побрезговал — его плащ и так с каждым днем всё больше нуждался в профессиональной починке, которой за пределами города было не сыскать.
Стрелок изрядно устал. В диких пустошах нетрудно было растерять остатки достоинства, но Пепел до сих пор верил в честный бой. Он никогда не любил расстреливать людей беспомощных и безоружных, даже откровенных ублюдков, не говоря о слабаках и ничтожествах. Хуже того, именно такие смерти донимали его сильнее всех. Именно так он чувствовал себя, когда узнал, что старый Джонни мертв. Никто тогда не винил беглого Джоша, да и вообще, вряд ли кто-нибудь на свете помнил, что у Джонни был сын. А сам старик напрашивался очень давно. Он жил широко, много врал и много пил — а значит, обязан был когда-то нарваться. И всё же. Будь при нем револьвер — возможно, старый Джонни был бы жив и поныне.
О-А-А! БУМ!
Тяжелый прыгунец грохнулся сверху, усевшись прямо перед слингером и оборвав его невеселые мысли. Прыгучая Хреновина загудела, устроилась на складной ноге и включила прожектор.
— ВАС ПРИВЕТСТВУЕТ ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ ДЕНВЕРСКОГО ПЕРИМЕТРА, — сообщила Хреновина голосом телефонной барышни. — ПОЖАЛУЙСТА, ПОМЕСТИТЕ ЛАДОНИ ВНУТРЬ ОКРУЖНОСТЕЙ, ПОМЕЧЕННЫХ БЕЛЫМ ЦВЕТОМ.
— Не вижу никаких окружностей, — сказал Пепел.
Из брюха машины выскользнула и свесилась металлическая пластина размером с узкую дверь. По бокам ее на уровне его плеч красовались два белых круга. Барышня тем временем сообщила ему права, тараторя на бешеной скорости.
Стрелок надвинул шляпу на глаза и спрятал лицо в тени. За последний час каждый встречный так и норовил ослепить его фонарем. Он сказал машине:
— Адвоката, говорите? Ладно, я требую адвоката.
Над щитами, прикрывавшими кабину Хреновины, зажглось три оранжевых сигнала.
— ПОЖАЛУЙСТА, ПОМЕСТИТЕ ЛАДОНИ ВНУТРЬ ОКРУЖНОСТЕЙ, ПОМЕЧЕННЫХ БЕЛЫМ ЦВЕТОМ, — повторила железная барышня. — ПОЖАЛУЙСТА, СЧИТАЙТЕ ЭТО ПЕРВЫМ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ.
Одна из сигнальных ламп погасла.
— Вечно у вас эти предупреждения. — Стрелок сплюнул в траву сквозь зубы.
Прыгунец не двигался. Над кабиной погас второй сигнал.
— ПОЖАЛУЙСТА, СЧИТАЙТЕ ЭТО ВТОРЫМ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ. ПОЖА…
— Хватит, господа, — раздался позади добродушный голос, и слингер учуял запах крепчайшего домашнего одеколона. Динамик Хреновины умолк, и звук оборвался.
— Психологические трюки на наших пустынных красавцев не действуют. Верно говорю, мистер Красавец, сэр?
Пепел обернулся. У него за спиной стоял невысокий коренастый человечек, носивший пенсне с треснутым левым стеклом и шляпу-котелок на голове. Человечек был закутан в длинный плащ, частично скроенный из медвежьей шкуры, а частично — из лоскутов от какого-то банного халата или нескольких. На медвежьей половине его одеяния блестела шерифская звезда.
— У меня есть приятель, который душится как вы, — сказал Пепел.
— Я знаю, сэр, кто ваш приятель. — Гость повернулся к машине. — Этого я заберу сам. Это тот негодяй, что прикончил моего помощника.
Третья сигнальная лампа погасла. Хреновина постояла неподвижно, потом со свистом вобрала в себя размеченную доску.
— ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ ДЕНВЕРСКОГО ПЕРИМЕТРА БЛАГОДАРИТ ВАС ЗА СОТРУДНИЧЕСТВО, — пролаяла железная дама. Прыгунец опустился к земле, замер на секунду — а потом с лязгом выстрелил далеко в небо, взметнув единственной ногой широкий хвост из песка и пыли.
— Городская эта бригада вся, — пробормотал шериф. — Руки за спину, сэр. Без окружностей меченых, извините.
Он принялся вязать руки Пепла колючей пенькой — может статься, той же самой, что помогала ему вершить правосудие. Если так, то повешение было жестоким: вязать узлы шериф не умел совсем. Он постоянно забывал подтянуть петли, затем пытался грубо их распутать и затягивал еще сильнее, доставляя неудобства и Пеплу, и себе. Несколько раз коротыш приходил в ярость, аккуратно снимал пенсе, а потом метал молнии и ругался почем свет, проклиная округ, и Купол, и Денвер, и даже Святую Испанскую Инквизицию. Это, похоже, и был шериф Уилсон, на которого у Пако имелся нож. Теперь стрелок мог понять торговца.
— Я не знаю, что здесь творится, шериф, — сказал Пепел, сам чувствуя, что говорит правду.
Но Уилсон только отмахнулся.
— Если б я мог, я бы вздернул вас на месте, сэр, — пробурчал он. — Но благодаря вам и вашим приятелям в окрестностях не уцелело ни одной высокой перекладины. Всё пожрано этой, если угодно, гиеной огненной. Или, скажете, пожар тоже не вы устроили?
— Впервые вижу ваше огненное животное, — сказал Пепел. — Если честно, я много что впервые здесь вижу. А почему «приятелям»? Мне вообще ничего не известно.
— Зато мне известно, — буркнул шериф. Он всё еще сражался с последним узлом. Уилсон сказал: — Вы один из тех двух негодяев, которых сеньор Рамирес нанял, чтобы убить моего подручного. Второй был метис, из местных, не придуривайтесь.
— Я гостил здесь у одной дамы, — сказал Пепел.
— И у какой же дамы вы изволили быть в гостях?
— У Бессмертной Игуаны. Это их верховная жрица.
Шериф на секунду остановил возню.
— Отдаю вам должное, сэр. История будет помнить вас.
Он обошел Пепла и вытер ладони о немедвежью половину своего плаща. Потом сунул руку в карман и важно извлек из него тряпичный сверток. Шериф развернул кружева и явил на свет нечто вроде медной пуговицы.
— Но что же это такое, сэр? — притворно удивился он. — Не один ли из тех тридцати сребреников, которыми с вами рассчитался ваш друг сеньор Рамирес? Не этой ли монетой вы затем расплатились с неким мистером Кайнсом, который изволил ехать по трассе и подвез вас прямо сюда, где вы до сих пор находитесь?
Слингер молчал. Он с интересом разглядывал кружевную тряпку шерифа, которая очень смахивала на пару объемистых женских панталон.
— Именно, сэр, — произнес шериф Уилсон, по-своему истолковав его внимание. — И, боюсь, ваши похождения на этом кончаются.
Он завернул медяк в панталоны, уложил сверток треугольником и убрал его за пазуху. Потом обошел Пепла, затянул веревку еще туже, подергал ее и остался доволен.
— А теперь, надеюсь, ваша жреческая светлость простит нашему округу эти маленькие неудобства. Все мои хорошие наручники забрала денверская полиция. А мои плохие наручники — ну, я пока еще не презрел белого человека настолько. Нет, пока еще нет.
Трассу денверцы перегородили полосатой металлической цепью на треногах. Здесь же рядом, под охраной двух полисменов, стоял личный вездеход шерифа. «Вряд ли такой проедет сквозь болото, — подумал слингер, увидев машину, — зато сосну повалит, если надо». Машина была с механическим заводом, той же конструкции, что у Глисты, только куда на платформе помощнее, и полностью обитая броней. Железная скорлупа скрывала ходовую часть и нависала так низко, что транспортное средство напоминало перевернутую клепаную лохань. Пепел едва удивился, обнаружив приклепанный к борту машины полевой умывальник. Рядом с умывальником торчал крюк для полотенец, на котором и впрямь висело махровое полотенце.
Вдоль борта лохани тянулась подъемная решетчатая заслонка на случай ремонтных работ. У решетки чередой сидели индейцы, задержанные лично шерифом. Все они были полуголые, все в тяжелых кандалах, свинченных болтами. Почти каждый из задержанных дикарей отчасти смахивал на Ревущего Буйвола, хотя самого вожака среди них не было.