Когда индейцы завидели, что с шерифом явился Пепел, они сразу пришли в крайнее возбуждение. Некоторые, громыхая кандалами и толкаясь, отчаянно пытались встать на ноги, другие наоборот полезли под машину. При этом все они подняли такой звон и галдеж, что шерифу пришлось оставить стрелка в покое. Он передал Пепла двум денверским копам в дыхательных масках, а сам заметался от индейца к индейцу, пытаясь найти знающих английский.
— Что они говорят? — спросил шериф, вернувшись к слингеру. Он покосился на парочку денверцев в их причудливых каучуковых масках и шлангах. — Наука! Образование! Что красные говорят, ну?
Те лишь пусто переглянулись в ответ, блеснув окулярами. Шериф уставился на Пепла.
— Ничем не могу помочь, — сказал тот. — Я только девочек умею снимать на наутале.
Позади слингера послышался знакомый голос.
— Они говорят, на нем проклятие, — сказал мистер Кайнс. Он выступил из темноты к свету и добавил:
— Индейцы говорят, ты миктлантекутли, демон пустыни, живой труп, у которого вынуто сердце. И куда придет этот труп, везде он приводит за собой смерть.
— Где твое ружье? — спросил Пепел.
— Нам, белым людям, это может показаться глупостью, суеверием, — сказал мистер Кайнс, он же Санчес по версии Пако. Он добавил: — Но для простого разума всякое суеверие что-нибудь да значит.
Стрелок не отвечал. Он вообще не смотрел на Кайнса. Он следил за руками старика, точнее — за его перчатками. Раньше на старике перчаток не было. Да еще каких! Это были не менее чем дорогие рукавицы специалиста по тихим убийствам или ограблениям. И пускай старик не был похож на грабителя — это тоже могло считаться признаком мастера.
Мистер Кайнс, он же Авель Санчес, обернулся к денверцам и указал на скотоотбойник шерифской машины:
— Сюда его.
Еще он свободно распоряжался денверской полицией, да и шериф, похоже, готов был заглядывать мистеру Кайнсу в рот. Какая-то важная шишка — вот только откуда? Пепел очень надеялся, что не с Флориды и не из Нью-Йорка. И там, и здесь его двойник Фриско оставил много неоплаченных долгов.
Двое полисменов развязали Пеплу руки, усадили его спиной к решетке скотоотбойника и привязали запястья к ней, каждое по отдельности — гораздо надежнее, чем сумел бы управиться шериф Уилсон.
Санчес тем временем присел на корточки рядом и проинспектировал индейцев, жавшихся у борта.
— Здесь его нет, — объявил он. — Здесь вообще почти ацтеков нет. Вот майя, вот эти трое рабы-шошоны. Вот этот ирландец. А этот вообще семинол.
— Сэр, ацте… — начал было ирландец, переодетый индейцем, но шериф Уилсонзахлопнул его челюсть метким пинком сапога. Не успокоившись на этом, шериф опустился на корточки и собственной рукой отхлестал задержанного по щекам. Затем Уилсон поднялся и прошел к бортовому умывальнику, мимоходом объяснив произведенную казнь:
— Врал представителю власти, скрыл знание языка.
Вымыв руки, шериф обернулся и обратился к Санчесу:
— Я думаю, вашего индейца укрывает мой старый знакомый сеньор Пако Рамирес.
Стрелок прислушался.
— Мне знаком сеньор Рамирес, — отозвался мистер Кайнс. — Говорят, ему удалось починить свою винтовку.
— Из-за этого мой человек лишился жизни. Тони услышал выстрел, позвал меня, а сам поехал первым. Вот этот господин расправился с ним почти что на моих глазах. То есть, вы только представьте, на месте бедного Тони мог быть сам я…
— Уведите остальных, — распорядился Санчес.
Шериф подошел к узникам.
— Как говорится, что приуныли? — сказал он. — Такие хорошие ребята. Поднялись быстро, пошли.
Покряхтывая, Уилсон нагнулся, просунул ладонь под борт колымаги, нашарил там какой-то рычаг и повернул его. Боковая решетка поползла вверх, заставляя пленников дружно встать на ноги. Два денверца в масках вежливо подождали, когда решетка займет верхнее положение, потом отстегнули ацтеков, выстроили их шеренгой и погнали прочь, едва не наступая индейцам на босые пятки.
— Не найдется ли сигаретки, мистер Кайнс? — спросил шериф, пригладив свои редкие усы.
Санчес молча протянул ему индейскую сигарную шкатулку. У морды божка почти не осталось коричневых зубов. Уилсон взял сигару и прикурил ее, чиркнув спичкой о голенище.
— Что вы узнали от Мэри Сью? — спросил мистер Кайнс, упрятав портсигар-шкатулку в карман дождевика.
— Сказала, что знать этого дикаря не знает, сэр, — ответил шериф, зачем-то размахивая только что подожженной сигарой в воздухе. — Так прямо и сказала. Она красная, не может соврать.
— Это жрица, Уилсон, — холодно прервал его Санчес. — Она может всё.
— Тоже верно, сэр.
Словно впервые заметив сигару, шериф Уилсон сунул ее меж прокуренных зубов и коронок из серого металла.
— Вы дали девушке понять, что ее положение по меньшей мере неприятно? — спросил его мистер Кайнс.
— Мадам назвала Пако Рамиреса. Еще назвала вот этого. Его зовут Пепел, если угодно.
Слушая эти неутешительные известия, стрелок потихоньку сползал ниже и ниже, к самой земле.
Если шерифское корыто было действительно собрано тем же мастером, что передвижной сортир Тони, у него должен быть рычаг для взвода пружины. Шериф нащупал под краем лохани один рычаг, значит, и рукоятка для завода могла быть спрятана таким образом.
— Мы говорим о террористическом акте, Уилсон. О событии астрономического масштаба. Серьезней, чем Паркер-Моррис Билдинг, — увещевал шерифа Санчес-Кайнс. Пепел едва слушал его. Его осенило, где может скрываться рычаг.
У машины Тони-Глисты эта рукоять торчала впереди. Значит, у шерифской лохани она вполне могла быть упрятана…
Пепел сел чуть боком, сунул руку сквозь пологий скотоотбойник. Так и есть. Ему не показалось.
— Клянусь вам, мистер Кайнс, — гнул свое шериф Уилсон, — я не знаю, кому в голову могла прийти такая глупая затея. Штурмовать Денвер? Чем? Вот этими передвижными грудами, простите, отбросов? Нельзя же верить какому-то телефонному звонку.
— Всё зависит от того, кто звонит, шериф.
«Беда в одном», — подумал слингер. Он был привязан к скотоотбойнику сам. Если машина понесется вперед — то либо он поедет вместе с ней, в чем абсолютно не будет смысла — либо ему достанется пара зарядов полицейской целлулоидной дроби на том же месте.
— Я хочу расспросить Мэри Сью. Приведите. — Голос старика сделался громче, и Пепел на всякий случай сел ровно.
Над прерией стелился приторный аромат сентябрьских трав, и первые следы осени уже наметились вокруг. Южное небо сделалось изумрудно-зеленым, а северный горизонт сиял кристальной, колодезно-чистой синевой.
Шериф спустился к автостоянке, поговорил там с кем-то и вскарабкался обратно усталым и растерянным.
— Очень сожалею, мистер Кайнс, — сказал он, едва дыша. — Вышло так, что девчонка сбежала.
— Вышло. Так? — размеренно переспросил старик.
Санчес не обернулся и не двинулся с места. Все складки на его дождевике сохранили неподвижность, но слингер по наитию знал, что этакой неподвижности следует опасаться. На месте шерифа он дышал бы чуть тише и не обозначал бы так отчетливо свое присутствие.
— Каким образом она сбежала? — спросил Санчес.
— Виноват, сэр, — ответил шериф чересчур беззаботно. — Господа из Денвера, знатоки высоких манер, решили помочь ей с этим, ну… с ее этой, знаете, рваной майкой, а Мэри прятала бритву. Представьте, сняла ему пол-лица — и в окно. Какова, ну?
Уилсон порылся за пазухой и вынул еще один крупный предмет дамского белья — а может быть, тот же самый, но густо заляпанный кровью. В кровавую тряпку оказалось завернуто тонкое лезвие. Санчес подхватил бритву двумя пальцами и приподнял к свету. Он сунул кончик лезвия в рот и прикусил его, проверяя бронзу на зуб словно золото.
— Красивая вещь, — отметил он. — Знаете, что, шериф? Вы отдайте ее мне. У меня слабость к этим… всевозможным индейским реликвиям.