— Пако, — позвал стрелок в пустоту между деревьев.
Крак-крак-крак.
— А? — спросил Пако из темноты.
— С какой стати змеиный бог передал Санчесу эти… ружья? Для чего?
Из темноты молчали.
— Чтоб грингос перестрелять, — сказал наконец Пако. — Если опять война. Взять всех габачос — и спалить к чертовой матери. Не в обиду.
— Не много ли работы… — начал слингер и задумался. Этих ружей, если верить мексиканцу, у этого Кецалькоатля был целый склад. А мистер Кайнс, выходит, получил нечто вроде образца.
— Тебе-то самому для чего они, эти ружья? — спросил он мексиканца.
— Революцию, слингер, — отозвался Пако. — Революцию делать надо.
— И грингос перестрелять?
— Если демократию не обеспечат, — отозвался торговец. — Так взять и стрельнуть парочку. А как еще?
Он сплюнул в темноту.
Индейское пение вдруг оборвалось. Пламя костра, впрочем, уже отчетливо мерцало, подсвечивая сосны прямо у них над головой.
Ацтек сидел на бревне поодаль от костровой ямы, под узловатой бледной осиной, до плеч укрывавшей его своей тенью. Когда Пепел и Пако взобрались к нему, он не встал, не поднял руку — вообще не подал виду, что заметил их. «И не поет больше», — подумал слингер.
Молчание индейца ему совсем не нравилось. Тем более, что руки его оказались по локоть измазаны в черной запекшейся крови, а на груди индейца той же кровью была начерчена толстая спираль.
Торговец подобрался к ацтеку наклонился к нему. Потом вытянув руку и чиркнул зажигалкой.
— Мадре де диас, — пробормотал Пако. — Тонто локо, ты что ж с собой сделал-то?
Пепел шагнул вперед, заглянул мексиканцу поверх плеча — и увидел, что у ацтека не хватает ушей. И глаз. И губ, и носа — ничто не отбрасывало тени на голову, все выступы и выросты были срезаны с аккуратностью хирурга, удалены целиком и полностью. Хуже того — кровавая спираль на груди индейца была не нарисована, а вырезана — прямо по коже и мясу.
— Это не он, — сказал Пепел.
— Что?
— Это ацтек, только не наш, — объяснил стрелок. — Татуировки другие. Ран на плечах нет. Крови этой уже несколько дней.
— Его зовут Бронзовый Койот, — раздался новый голос. — Он не может с вами говорить, он забрал свой язык тоже.
Ревущий Буйвол выступил из темноты, беззвучный как пантера. В руке он сжимал что-то скользкое и каплющее. Плечи индейца были перемотаны снизу доверху кожаными ремнями, а солнечное ружье всё так же торчало у него из-за спины, молочно переливаясь в лунном свете.
Сложив руки горстью, Буйвол протянул мексиканцу подвижный каплющий студень. Капли посыпались в костер одна за другой, и каждая вспыхивала зеленым пламенем. От костра потянуло горелым мясом.
— Это печень медведя, — сказал индеец. — Я съел половину, ты съешь половину, дон тио Рамирес. Я теперь мехикано.
Торговец выпучил на него глаза, потом покосился на пустые глазницы второго индейца. Потом махнул рукой и отвернулся.
— Я съем, — сказал он. — Но попозже. Не хочу сейчас есть. И поджарить надо сначала.
А этот Бронзовый Койот всё так и сидел безмолвным истуканом, глядя вперед своими жуткими глазницами, внутри темно-багровыми, со множеством складок и выпуклостей. Потом его кадык шевельнулся, и безобразный калека снова запел, протяжно и гортанно, широко открывая рот: Ммаа-а-а-а-а-а-а-а-а…
«Буйвол прав, — подумал слингер, — Языка тоже нет».
— Ты понимаешь, к чему всё это? — спросил он Ревущего Буйвола.
Тот присел у костра напротив Койота и принялся греть руки, такие же ярко-красные, как у безносого и безухого индейца.
— Бронзовый Койот хотел сразиться с кем-то сильным, — объяснил Буйвол. — Ему нужно было много удачи.
— Ну что же, — сказал Пепел. — Ему хотелось, он ее получил.
— Он зовет воинов, — сказал Буйвол. — Он хочет отвести их в… секретное место.
Внезапно Бронзовый Койот повернул безглазое лицо в сторону Буйвола. Движение это было таким резким, что Пако отшатнулся, а стрелок невольно взялся за Кочергу. Он индеец не собирался нападать. Скаля пустой рот, он встал и шагнул прямо через костер, навстречу Ревущему Буйволу. Возвышаясь над собратом-индейцем, Койот вытянул руку ему под нос. Буйвол, миг поколебавшись, вывалил медвежью печень в простертую ладонь. Красные пальцы Бронзового Койота сомкнулись на куске упругой требухи, и медвежья кровь опять дождем закапала в костер, распространяя запах горелого жира. Калека-индеец сунул кусок медвежьей печени себе в рот и принялся шумно сосать его.
— Насыщается дьяволово племя, оголодало, — констатировал торговец, с легким отвращением косясь на эту сцену. Он спросил: — Ты что же, руками убил медведя, дон Пендехо?
— Я убил его камнем, — ответил индеец. — Я устроил на него ловушку.
— А-а… Ловушку! — Усы торговца расползлись как тараканы, и коронки его просияли в сентиментальной улыбке. Пако сказал: — Мой ты родной, кровь родная!
Ревущий Буйвол заносчиво улыбался, пока торговец троекратно целовал его, закрепляя родственные узы. Тем временем, Бронзовый Койот насытился, выплюнул остатки требухи и снова запел. Он шагнул вперед, потом пошел, потом и вовсе побежал, продолжая петь и огибая сосны так ловко, как будто оба его глазных яблока были на месте. Ревущий Буйвол последовал за ним, и стрелку с торговцем тоже пришлось направиться следом — или оставить не одного, а двух ацтеков-психопатов бродить по соседству.
«В том-то и дело, — подумал стрелок. — Зачем ацтеку быть мехикано, если рядом другой ацтек?» Буйвол вел себя неестественно, да еще приплел это секретное место.
«Фантазирует, — подумал слингер. — А значит, скоро научится врать».
Уже начинало светать, а они всё так же пёрли в гору, ни разу не остановившись на привал. Пепел уже жалел, что не захотел спать и впутался в этот поход. Оставить след Койота после таких растраченных усилий было попросту глупо, казалось слингеру — казалось до тех пор, пока в дороге их не нагнало горное утро; холодное и сырое, лавинами розового тумана ползущее вниз по склонам Скалистых гор.
— Бронзовый Койот ведет нас секретной тропой, — сказал Буйвол.
— Мы всё еще идем вдоль этой трубы, — отозвался Пепел.
Индеец всю дорогу толковал действия и намерения их безмолвного проводника — да и проводника ли? Чем выше в горы, тем сложней и сбивчивей звучали объяснения Буйвола, и стрелок начал подозревать, что индеец плетет их прямо на ходу.
А это значило, что Буйвол продолжает учиться врать, и со временем у него всё получится.
Возможно, что безумный калека хотел попросту убежать от них, — например, чтобы справить нужду в одиночестве. «Скорее всего, — думал Пепел, — этот Бронзовый Койот так и будет ломиться в горы». А там они все упадут без сил, черт знает где, в какой-нибудь непролазной чаще.
Если бы не труба, придававшая ему какую-то странную уверенность, Пепел давно махнул бы рукой и остановился.
— Бронзовый Койот учуял запах печени, — снова принялся объяснять Ревущий Буйвол. — Тогда он понял, что перед ним стоит великий воин и смелый человек. Бронзовый Койот решил, что отведет этого смелого великого человека-воина в тайное, древнее и священное место, которое боги поручили охранять ему.
— Насколько древнее, времен Фрэнка Синатры? — спросил стрелок не без усталости в голосе. — Откуда ты всё это взял?
— Что взял? — спросил его Буйвол. — О, это котомка Бронзового Койота, я захватил ее с собой для него.
— Почему ты решил, что он ведет нас в «тайное место»? — спросил Пепел.
— У него знак на груди. — Ревущий Буйвол начертил пальцем воображаемую спираль. — Это «пятое солнце», знак просвещения. Кецалькуаткалли.
— А знак шестого солнца?
— Это спираль в другую сторону. Знак отворения, — ответил Буйвол.
— Чего-чего? — не понял Пако.
— В священной книге Утонувшего Света это знак отворения.
— Откровения? — спросил Пепел.
— Откровения, — подтвердил Ревущий Буйвол.
— И что? — спросил торговец, топая позади.
— Откровение, — объяснил слингер через плечо. — Апокалипсис, конец света.