Значит, там, внизу, тоже должен быть ярус, с отдельным выходом.
Слингеру в грудь уткнулось что-то твердое и скользкое. Пепел отмахнулся и увидел, что это баллон из-под краски, весь испачканный маслом. Аэрозольный баллон, рвавшийся кверху, самостоятельно высвободился из объятий слингера, воспарил над ним, поднялся выше, выше, и вдруг — пуф-ф! — загорелся зеленым пламенем и принялся сминаться, пока не стиснулся в шарик размером не больше пенни. Этот огненный шарик уплыл еще выше, осветив неровные стены колодца, и пропал в белой стене, ослепительной, сводящей с ума белизне, которая светилась наверху и в которую Пепел мог смотреть только самым краем глаза — иначе градом начинали катиться слезы.
Наконец пламя отпустило слингера, и он рухнул вниз. Пролетев оставшиеся футов десять, он с размаху плюхнулся во что-то, по запаху, вкусу и консистенции очень напоминавшее церковный елей.
Он барахтался в огромной бронзовой чаше, вроде той, в которую Игуана складывала золото, только люк в этой был надежно закрыт. Масло пропитало его одежду, и запах елея в больших количествах оказался просто непереносим.
Сухими остались только плечи. Более того, они горели так, словно у Пепла над головой висело полуденное солнце. Мр-р-р-р-р, — опять зажурчало сверху. Яркое пятно света легло на поверхность лампадного масла, и оно пошло едва заметной рябью, — а потом стрелок выкарабкался прочь, повалился на твердый каменный пол и отбежал ко всем чертям от греха подальше, насколько это позволял вместительный нижний ярус.
В бронзовую чашу упиралась колонна призрачных лучей, падавших из колодезной дыры над головой. Прямо на глазах у Пепла елей в чаше забурлил и вдруг — ПФ-ФТ! — разом вспыхнул зеленоватым огнем. Колонна раскалилась добела и превратилось в радужное лезвие, пронзившее земную твердь.
МР-Р-Р-УМ-Р-Р-Р!
Бронзовая поверхность чаши начала золотиться и сиять, потом стала подвижной. Огромный сосуд просел и обмяк, на глазах теряя форму. Струи горящего лампадного масла потекли из него во все стороны, и Пепел отступил еще дальше в тень. Чаша на секунду скрылась в облаке пара — а потом снова показалась, и потянулась вверх, непрерывно изменяясь. Она стала похожа на гриб, потом превратилась в раскрытый бутон, а после — в бесформенный, раскаленный докрасна оживший комок, ворочающийся на тонком текучем стебле. Бронза капала вниз и поднималась вверх словно воск в китайской лампе.
Раскаленный столб исчез моментально и без звука, будто его и не было. Во тьме слингер уже едва мог поверить в то, что видел всего секунду назад. Он и не поверил бы, если бы фиолетовый мазок не плясал до сих пор у него перед глазами. Масло всё еще горело на каменном полу, но свет его казался ничтожным в сравнении и с лучом, и даже с его тлеющим отпечатком. Сколько Пепел ни всматривался в темноту, он видел только призрачные зеленоватые контуры горящих луж, и не более.
Потом от одной из луж отделился и поплыл к нему отдельный пляшущий огонек. Это оказался собственной персоной Пако — он нес перед собой коптящую зажигалку.
— Ну, кукарача, — донесся голос торговца откуда-то издалека, из глубин тяжелой контузии. — Ну, слингер. Молодцы, компаньерос. Никак нельзя уйти, чтоб всё не взорвать.
— Кое-что осталось, — сказал Пепел. Он снял промасленный плащ и вынул из его кармана один из припрятанных дисков. Тот раскрошился у него в пальцах и осыпался в темноту графитовой пылью.
— А может… — начал стрелок.
Второй диск тоже превратился в уголь, а третий… сначала казался слингеру целым, но потом раскололся у него в руках на две половинки, одна из которых немедленно упала слингеру под ноги и разбилась.
— …Может и ничего, — закончил Пепел. Рисунок на уцелевшем осколке он узнал. «Что такое аврора».
ГРРРУМ!
Скала у них над головой дрогнула, и дрожь отозвалась под ногами. По расплавленной чаше дождем застучали мелкие камни, потом камни покрупнее, а потом — Р-РУМ! — пещеру накрыла кромешная тьма — только огонек зажигалки трепетал на ветру.
— Что за?.. — спросил Пако. — Что это было, слингер?
— Верхний ярус завалило, — ответил Пепел.
— Да я не про то…
— Дай прикурю, — сказал Пепел.
Он разыскал в плаще спасенный окурок и раскурил его от зажигалки.
— И что делать теперь?
Стрелок вынул изо рта сигару.
— Кто за Вегас, — сказал он. — Поднимите руки.
Во тьме сухо щелкнул затвор.
(1х10) Змеиный бог
— Тлалок, — снова подал голос индеец. — Это бог дождей, туманов и слёз. Тлалок убил многих братьев на пути к Кецалькоатлю. Он захочет убить нас.
— Заткнись, — проворчал торговец, маршировавший за спиной и державший их с Пеплом на прицеле. — Мадре, он опять жрёт! Слингер! Что он там опять жрет?
— Бабочек, — ответил стрелок. Ему неохота было говорить. Он хотел поразмыслить.
В нижнем ярусе Храма Знаний было темно, зато в нише рядом с расплавленной чашей они нашли большой глиняный кувшин с церковным елеем, а также пару жестяных ламп, которые давали совсем неплохой, пускай неровный, свет. Пако заставил слингера и Буйвола нести лампы («пока новых дров не наломали»), а сам вёл их под прицелом своей армейской винтовки («а то знаем мы вас»). Крак-крак. Он то и дело дергал в темноте ее затвором.
Мотыльки слетались на них отовсюду, неприятно щекоча оголенное тело — мокрую и промасленную одежду Пеплу и торговцу пришлось временно снять. Пыльца их и в самом деле пахла чем-то вкусным, кондитерским, но когда стрелок прихлопнул парочку насекомых ладонью, от них потянуло зловонием, сравнимым разве что с горелой резиной. Индейцу, впрочем, это никак не мешало, и он поедал мотыльков одного за другим.
— Я бы сам чего сожрал, — вскоре признался мексиканец. — Сколько уже не жрамши? День или два. Чингадера, безобразие это всё.
— У тебя изо рта так не воняет, как от них смердит, — сказал Пепел. — Лучше не надо.
— Мы скоро выйдем к механическому каноэ, — сказал Ревущий Буйвол. — Оттуда можно спуститься милостью Тлалока в царство дождей, туманов и слёз.
— Звучит не слишком заманчиво, — отозвался стрелок. — Пако, ты не устал эту винтовку переть? Тебе подсобить, может?
Позади торопливо щелкнули затвором — крак-крак.
— Ты, слингер, знай неси фонарь, — посоветовал мексиканец. — Я не решил еще, кого из вас к этому Кецалькоатлю взять.
— Мы все должны идти к Несущему Знание, — сказал индеец.
— С чего вы оба взяли, что я иду к вашему Кецалькоатлю? — спросил Пепел. — Я ваш случайный попутчик. Мне с вами до Вегаса, дальше каждый сам по себе.
— Ой, ну конечно, — сказал Пако за спиной. — Только пропадешь с глаз — так и сразу пойдешь по своим заботам, знаем мы вас, янки поганых. Нортеамерикано свою наживу не упустит.
— В чем нажива — я так и не понял, — признался стрелок. — У него лицо прежде взорвалось.
— Бесконечный источник энергии, — сказал Пако. — Склад колдовских ружей.
— Власть над судьбой мира, — сказал индеец.
— Гм. — Пепел удобнее перехватил тюк с одеждой. — Ну, если так подать. Ладно, допустим, идем к вашему Кецалькоатлю.
— Я еще не решил, — сказал Пако.
— Что не решил?
— Зачем ты мне, к примеру, нужен, чико, — ответил торговец. — Буйвол понятно зачем. Это его бог, он дорогу знает. А для чего ты нам, еще подумать надо.
— Я могу стрелять, — сказал Пепел.
— Извини конечно, слингер. — сказал Пако. — Но так, как ты стреляешь — так я и сам стрелять могу.
— Могу скакать на лошади, — добавил стрелок.
— Это еще с какой радости? — спросил торговец. — Где ты лошадь-то раздобыл, кабальеро? Не дон Кихот, вроде.
— В юности у меня был конь, — сказал Пепел. — Точнее, мул. Но он был не хуже, чем настоящая лошадь.
— А у меня в детстве тоже был конь, — сказал Пако. — А может, и осёл. Я не очень хорошо запомнил.