— Это ты.
— Меня зовут…
Она прикладывает мокрую губку к его губам.
— Нет, нет, — говорит Трикс. — Не говори это имя. Это был мальчик. Он был слабый. Он умер. Его больше нет.
Она берет с кровати документы и показывает ему.
— Тебя зовут Фриско. Ты наемный стрелок. Ты мой личный охранник.
Он даже немного приходит в себя.
— Вот как? — спрашивает новоиспеченный «Фриско», наемный стрелок. — И что теперь?
— Мы поедем в Чикаго. Там мы освободим тебя от прежних хозяев.
Он не может сказать, какое слово нравится ему меньше: «хозяев» или «прежних».
— И что потом?
— Потом, — говорит Трикси. — Ты поедешь со мной в Нью-Йорк. Я должна закончить учебу.
— На кого ты учишься?
Трикс улыбается аккуратными губками.
— На адвоката.
— Гм. — Фриско извлекает левую руку из воды (правая его всё еще не слушается), шарит по собственной груди и понимает, что одет и лежит в каноэ, а не в лохани.
— Хочу курить, — говорит он индейцу, что правит лодкой. — Ты не видел, где моя сигара?
— Не знаю, дон тио Пепел, — отвечает тот. — Разве ты не попросил меня бросить ее в костер?
— А-а, динамит, — понимающе протягивает Пепел.
— Дону Альваресу не понравится, что случилось с его яхтой, — отвечает семинол.
— Иди к черту, — бурчит слингер себе под нос. — Я снова уснул, я знаю. Мне плевать. Я хочу спать.
Медузы, выброшенные приливной волной, висят на прибрежных деревьях словно странные фонари. Они тускло фосфоресцируют, медленно переливаются всеми цветами радуги, разлагаясь и умирая.
— Как думаешь, они когда-нибудь научатся жить на берегу? — спрашивает Фриско, чтоб чем-то занять себя по дороге к пристани. — В смысле, когда-то же рыбы вышли на берег. Когда-нибудь должен прийти и черед медуз.
— Я слышал о такой медузе, — говорит семинол.
Пепел резко опомнился. Останки видений улетучились из его разума, и он сел, едва не опрокинув каноэ.
— Я знаю, почему всё здесь похоже на Флориду, — сказал он в ответ на вопросительный взгляд индейца. — Адаптометр. Медуза-аллигатор. Я слышал о таких.
— Тлалок, — отозвался индеец, глядя в мутную воду за бортом. — Малый тлалок. Бог слёз, дождей и туманов идет за нами. Он хочет помешать нам.
— Адаптор, — повторил стрелок, теряя силы.
Он повалился обратно в каноэ и уставился в небо, баюкая опухшую правую ладонь на груди. Ему повезло. Трикси не врала. Яды действовали на него слабее, чем на других.
Но вряд ли индейцу следовало знать об этом.
Как и о медузах, что вышли на сушу, подражая аллигаторам. Адаптор. Ползучий студень, копирующий удобное ему существо.
«Вот откуда шар из хвороста», — подумал стрелок. «И этот переваренный козленок. Всё сходится».
Экотеррористы-семинолы были здесь. Старинные друзья и союзники ацтеков. Могло ли оказаться так, что Ревущий Буйвол нарочно искал их помощи?
Могло ли оказаться так, что Ревущий Буйвол вез слингера к ним в каноэ?
Пепел вспомнил еще одну вещь и похолодел.
Тогда, под дождем, студенистый адаптор посмотрел на него. Два ядовитых глаза, зеленых и светящихся. Теперь наверняка они светились где-нибудь под этой мутной водой, и вели каноэ, следовали за лодкой неотрывно. То-то индеец так внимательно смотрел за борт.
Адапторы очень неохотно отпускают свою добычу. У медуз нет привычного зрения. Они метят свою жертву невидимой краской-феромоном и ведут ее, поджидая удобный момент для того, чтобы напасть.
Тварь посмотрела на него и была рядом. Пепел стал ее жертвой.
А его правая рука до сих пор совершенно не годилась для стрельбы.
Второй лагерь тоже был покинут, но по иной причине: судя по старым почерневшим стволам сосен, отсутствию подлеска и даже хвои под ногами — всё здесь выгорело примерно год назад, очень сильно и бесповоротно.
Плавучий дом стоял у берега. Насколько мог видеть Пепел — это была мельница. Провода тянулись из нее к какой-то металлической обугленной коробке на берегу — генератор? Рядом, под сгоревшим навесом, стояло несколько пустых бочек из-под горючего и виднелся зев шахты, уходящей под землю.
— Ты хочешь, чтобы я починил эту штуку? — спросил стрелок. «И потому ты спас меня от змей», — подумал он. Потому Буйвол, видимо, не побоялся спасти его и от прозрачных внутренностей адаптора.
— Нет, — сказал Ревущий Буйвол. — Иди со мной. Я тебе хочу что-то показать.
Он вытащил каноэ на берег, воткнул шест в землю и потащил слингера ко входу в шахту.
— Опять под землю. — Пепел скривился. Блужданий в каменных кишках Храма Знаний ему и без того хватило надолго.
— Это недалеко, — успокоил его индеец. Он шагнул в темноту и снова позвал: — Иди со мной.
Пещера с озерцом была низкой, но Пепел всё равно замер от изумления. Тысячи жуков-светлячков, сидевших на ее потолке и горевших огоньками всех цветов радуги, делали недра этой шахтной развилки похожими на ночь под звездным небом или внутренности детской спальни, освещенной волшебным фонарем.
— Вот, — сказал индеец. Он аккуратно снял одного светлячка, оторвал ему лапы, открутил голову, оборвал крылья и положил угасшее брюшко в рот. Потом очистил еще одно и протянул его слингеру: — Съешь. Это поможет тебе прогнать духов.
«По крайней мере, точно не отрава», — подумал стрелок. Он взял брюшко, положил в рот и прожевал его. Он ждал чего-то неприятного, но светлячок оказался почти совершенно безвкусным, как воск с легким привкусом корицы.
— Я понял, — сказал Пепел. — Это те мотыльки. Ты ел их по дороге из храма. Это они же, только дозревшие, да?
Ревущий Буйвол молча очистил еще одно брюшко и протянул ему. Стрелок взял новый кусочек светлячка двумя пальцами… и вдруг заметил у себя на тыльной стороне ладони призрачное пятно.
— Не пойму. — Он прожевал второе брюшко, сглотнул и потер выступившие линии пальцем. — Что это? Краска- феромон?
— Дон тио Пепел, сними пожалуйста одежду, — попросил индеец.
По всей спине, груди и рукам слингера, под плащом, под рубашкой, проступили диковинные узоры и созвездия, горящие легким серебристым огнем.
— Черт. — Слингер недовольно оглядел себя.
— Скажи мне, что это.
— Это, — сказал Пепел. — Они все, по идее, невидимые.
В нью-йоркском колледже, на кампусе, Трикси жила как королева: все ее «братья», студенты-ацтеки, обитали на первом этаже, а Трикс и Пепел целиком занимали второй, любую из пары дюжин комнат на выбор, и, конечно, огромную ванную комнату с большой эмалированной ванной, установленной на постаменте из кафеля.
— Не волнуйся, — сказала она. — Это не больно. Эти картинки защитят тебя.
— Я ненавижу татуировки, — ответил Фриско. — Можно обойтись без иголок?
— Не волнуйся, это не больно, — повторила она. — Смотри.
Трикс кольнула его в грудь, пригнула голову и слизнула выступившую каплю крови.
— Видишь? — спросила она. — Кожа чистая. Ничего не осталось.
— Тогда зачем?..
— Если кто-то из сестер или братьев увидит тебя, он сразу узнает, что ты мой… жених, мой нареченный, — сказала она. — Он поймет, что ты один из моих братьев, что ты мне дорог, как родной.
— И всё?
— И узнает всё, что ему или ей нужно о тебе узнать.
«Ох, ну тебя к дьяволу», — подумал Фриско. Голова его приятно шла кругом. Трикси склонилась над ним, и касалась его руками, колола и целовала, колола и кусалась, колола и слизывала кровь.
— Тут сказано, что ты убил своего отца, — сказал Буйвол. — Тут сказано, что ты убил свою мать.
— Моя мать жива, — сказал Пепел. — Это всё Трикси. Ей нравилось… драматизировать.
— Тут. — Индеец указал на самую постыдную из татуировок, сердце, перечеркнутое тонкой стрелой, у слингера на груди. — Тут говорится, что она взяла у тебя сердце, что ты демон. Поэтому ты не можешь умереть. Ты уже мёртвый человек, у тебя нет крови, нет души.
— У меня есть кровь, — сказал Пепел. — И сейчас в ней полно змеиного яда. Трикс не это имела в виду. Это… знак любви.
— Это знак того, что у тебя нет сердца, — повторил Буйвол. — Что она взяла у тебя сердце.