— Откуда у тебя эти щипцы?
— Я купил их.
— За сколько?
— За три пайсы.
Старая Амина заворчала:
— Какой глупый мальчишка! Уже полдень, а у него во рту не было и маковой росинки. И посмотрите, что же он принёс? Щипцы! Неужели на ярмарке ты ничего не мог найти лучше этих железных щипцов?
— Ты обжигаешь пальцы о жаровню. Вот я и принёс их тебе, бабушка, — виновато ответил Хамид.
В сердце старушки гнев сменился любовью, причём не той любовью, которая всегда на виду и которую можно выразить словами. Это была молчаливая любовь, прочная, глубокая, безграничная, вечно живая.
«Сколько в этом ребёнке самоотверженности, сколько доброты и сострадания! — думала она. — Как хотелось, наверно, Хамиду купить себе игрушку или сладости! Но он не купил ничего, он думал о своей старой бабушке.
Сколько любви и силы в этом малыше!» Сердце Амины было полно неизъяснимого счастья, она заплакала.
Что натворили простые щипцы!
Сегодня Хамид был взрослым, а бабушка Амина — маленькой. Она прижалась к внуку, и по щекам её текли горячие слёзы. Разве понять Хамиду, отчего плакала старая Амина…
КОЛОДЕЦ ТХАКУРА
Отвратительный запах ударил в нос Джокху, когда он поднёс кружку с водой к губам.
— Что это за вода? — сердито спросил он жену. — Её же нельзя пить, она воняет. У меня горло пересохло от жажды, а ты поишь какой-то гадостью! Раз в день, вечером, Ганги ходила за водой. Чаще ходить тяжело: колодец был далеко. Эту воду она принесла вчера, и в ней не было никакого запаха. Откуда же он появился сегодня? Она понюхала воду: в самом деле — пахло падалью. Наверно, какое-нибудь животное упало в колодец и подохло там. Но где взять другую воду?
Кто разрешит ей подойти к колодцу тхакура? Даже близко не подпустят — обругают. Есть ещё третий колодец, на другом конце деревни, — колодец, принадлежащий ростовщику. Но и там никто не позволит набрать воды. Больше колодцев в деревне не было.
Джокху уже несколько дней болен. С трудом подавляя жажду, он лежит молча. Но вот он снова заговорил:
— Сил моих нет терпеть! Дай воды. Зажму нос и, может быть, как-нибудь проглочу.
Но Ганги не дала ему пить. Она понимала, что от вонючей воды больному станет хуже. Ганги не знала, что испорченную воду можно обезвредить кипячением.
— Как ты будешь пить эту воду? — воскликнула Ганги. — Кто знает, какое животное сдохло в колодце. Я принесу тебе свежей.
— Откуда ты возьмёшь свежую воду? — удивился Джокху.
— Ведь есть же в деревне ещё два колодца — у тхакура и саху. Неужели мне не позволят взять хоть кружку воды?
— Ничего ты там не получишь. Смотри, поймают — изобьют. Сиди уж лучше дома. Священные брахманы проклянут тебя. Тхакур поколотит палкой, а ростовщик увеличит долг раз в пять. Кто из них понимает страдания бедняков? Даже если мы будем умирать, никто не заглянет к нам. Разве такие люди дадут воды из своего колодца?
Это была горькая правда. Что могла ответить Ганги? Но всё же она не позволила ему лить испорченную воду.
Было девять часов вечера. Уставшие за день труженики давно уже спали. У ворот тхакура собралось несколько бездельников. Не храбрость в бою была темой их разговора: времена для воинской доблести давно прошли. Разговор шёл о доблестях в судебных тяжбах. Вспоминали, с каким искусством тхакур дал взятку полицейскому инспектору и вышел сухим из воды в одном щекотливом деле. А с какой ловкостью он достал копию одного очень важного судейского документа! И судебный пристав и следователь в один голос говорили, что невозможно получить копию. Один требовал пятьдесят, другой — сто рупий, а тхакур достал её, не затратив ни пайсы. Надо уметь обделывать свои дела!
Светильник, укреплённый на краю колодца, бросал тусклый свет. Ганги незаметно пробралась к колодцу и стала ждать удобного момента.
Вся деревня пьёт воду из этого колодца. Никому нет запрета. Только они, несчастные, не могут им пользоваться. В сердце Ганги поднялась волна гнева против освященных традицией кастовых запретов и ограничений.
«Почему так: мы — подлые, а эти люди — благородные? — думала она. — Только потому, что они носят на шее шнурок? Ведь все они — самые настоящие мошенники. Они и крадут, и обманывают, и затевают несправедливые тяжбы. Совсем недавно этот самый тхакур украл овцу у бедного пастуха, зарезал её и съел. В доме уважаемого пандита круглый год играют в азартные игры. А господин саху продаёт топлёное масло, смешивая его с растительным. Они заставляют нас работать, а когда приходится расплачиваться, для них это хуже смерти. Чем же они выше нас? Глоткой они нас превосходят — это так! Мы не кричим на каждом перекрёстке, что мы благородные…»