Дилл поежился.
– Да, возможно. Кстати, завтра в школу.
Поставив локти на стол, отец сплел пальцы, словно в молитве.
– Сейчас та самая пора, не так ли? И как же ты проведешь этот учебный год? Будешь ли служить Христу и говорить со своими сверстниками о Спасении и знамениях? Будешь ли за меня делать то, чего я сейчас делать не могу?
Дилл снова поерзал на стуле и отвел взгляд. Ему не нравилось смотреть отцу в глаза. Отец мог одним взглядом убедить человека совершить нечто опасное.
– Я… мне кажется, моих одноклассников мало волнует, что я говорю.
Прекрасно. Лишнее напоминание о том, как я непопулярен в школе, а заодно и повод разочаровать отца. Два в одном. Эти поездки в тюрьму – сущая радость.
Отец подвинулся к Диллу, впившись в него взглядом, и заговорщическим голосом произнес:
– Тогда не говори, а пой. Используй голос, который даровал тебе Господь. Задействуй руки, которые Господь наделил умением играть на струнах. Распространяй Слово Божие через песню. Молодежь любит музыку.
Дилл подавил горькую усмешку.
– Да… только не о змеях и тому подобном. Такая музыка не очень популярна.
– Святой Дух пробудится в них точно так же, как пробуждался в наших прихожанах, когда ты пел и играл перед ними. А к тому времени, как я выйду отсюда, число прихожан увеличится в десять раз.
А что если я просто попытаюсь пережить этот последний учебный год? Не буду делать ничего, что даст им лишний повод меня унизить?
– Послушай, пап, из-за твоего… нашего… положения… мне довольно сложно говорить со своими одноклассниками о таких вещах. Им совершенно не хочется все это слушать, понимаешь?
Отец фыркнул.
– Так, значит, мы уступим козням Люцифера и позволим ему погубить нашу миссию? Отдадим ему победу без возражений?
– Нет, я… я не… – тут Дилл вдруг осознал, насколько абсурдна эта ситуация: человек, сидящий в тюрьме, заставлял его, Дилла, чувствовать себя никчемным. Он даже не смог завершить мысль.
– Помнишь, как ты писал псалмы и пел их вместе с церковной группой? Помнишь это?
– Ага, наверное. Да.
Отец откинулся на спинку стула, отвел взгляд и едва заметно покачал головой.
– Это были прекрасные песни. – Он снова посмотрел на Дилла. – Спой мне.
– В смысле – прямо здесь? Сейчас? – Дилл искал подтверждения тому, что отец шутит. Это было бы в высшей степени редким явлением, и все же.
– Да. Ту, которую ты написал. «И Христос освободит нас».
– У меня нет с собой гитары. К тому же разве это не будет выглядеть… слегка странно? – Дилл кивнул в сторону охранников, которые со скучающим видом переговаривались о чем-то между собой.
Отец повернулся к ним. Его глаза заблестели.
– А ты думаешь, они и без того не считают нас странными?
Верно подмечено. Дилл покраснел. Как если бы с кожи сорвали пластырь. Он поспешно и тихо напел отцу духовную песню. Краем глаза он заметил, что охранники перестали разговаривать и обратили все свое внимание на них.
– Еще, – сказал отец, аплодируя. – Давай новую.
– Я… толком ничего и не писал в последнее время.
– Ты забросил музыку?
– Не совсем. Просто сейчас пишу… немного о другом.
Отец помрачнел.
– О другом. Господь не для того наделил тебя даром петь, чтобы ты восхвалял людей и блуд.
– Я не пишу про блуд. У меня нет ни одной песни про блуд.
Отец наставил на него палец.
– Запомни вот что: Христос – это путь, единственный путь, твой путь к спасению. А музыка – это твой путь к Богу. Моим путем к Богу стало провозглашение знамений веры. Если мы потеряем свой путь к Богу, то лишимся пути к спасению, своей награды в вечности. Понимаешь?
– Ага, понимаю. – Когда Дилл разговаривал с отцом, у него возникало такое чувство, словно он говорит с наделенной разумом кирпичной стеной, которой откуда-то известно про Бога. – Ну ладно, мне пора.
Отец еще больше помрачнел.
– Ты же только пришел. Ты что, проделал этот путь ради того, чтобы побыть здесь пару минут, а потом снова вернуться домой?
– Нет, меня подбросили друзья. Они ездили в Нэшвилл за вещами для школы. Сейчас они на парковке, а там очень жарко. Спасибо им и на том, что согласились подождать меня.
Отец шумно выдохнул и поднялся.
– Ну, тогда тебе лучше вернуться к ним. До свидания, младший. Передай своей матери пламенный привет и скажи, что я ей скоро напишу.
Дилл тоже встал.
– Передам.
– Передай, что я получаю ее письма.
– Ладно.
– Когда мы увидимся?
– Точно не знаю.
– Тогда увидимся, когда Господь того пожелает. Иди с Богом, сын.
Отец Дилла сжал руки в кулаки и, подняв их, свел вместе: Марк, 16:18 – потом развернулся и пошел прочь.