Сквозь… нет, уже не боль, но действительно неприятные ощущения вдруг прорезалось что-то… незнакомое. Необычное. Ни на что не похожее. Как будто раскрывалось что-то внутри, до сих пор прятавшееся под спудом. Родники жидкого огня, от которого исходил ослепительный свет.
Интересно, это ли чувствуют при оргазме мужчины, успела подумать я, и тут меня скрутило в сияющую спираль. Сколько времени это продолжалось? Действительно долго. Волнами, которые накатывали одна за другой, сливаясь в единую блаженную судорогу. И какая-то из этих волн передалась ему – я поняла это по протяжному стону и крупной дрожи, пробежавшей по его спине…
А потом сквозь свет показались очертания комнаты. Все вокруг плыло, тело приятно ломило. И это было… волшебно. Если, конечно, не считать мокрой простыни под задницей.
- Твою ж мать… - хныкнула я, шевельнувшись.
- Встань!
Он поднялся сам, протянул мне руку. Я стояла, держась за столбик нар, и смотрела, как он снимает простыню, переворачивает матрас. Постелив на него снятый с одеяла пододеяльник, провел ладонью по моей спине.
- Ложись!
Я легла и повернулась к стене. Он укрыл меня одеялом, наклонился, поцеловал в висок.
- Спи, уже четвертый час. Все хорошо…
- Не уходи! – попросила я жалобно.
В ответ тишина. Секунда, вторая, третья… Потом он откинул одеяло, лег со мной рядом, тесно прижавшись и положив руку на бедро: нары были как узенькая односпалка. И как же это оказалось приятно - чувствовать его тепло всем телом. И дыхание на шее.
И как жаль, что…
Но эту мысль додумать я не успела, потому что провалилась в сон.
=14
Я открыла глаза и в первую секунду оказалась словно за пределами реальности.
Кто я, где я, и какой на дворе год?
Голова раскалывалась от боли, все тело ломило, как будто отпахала тренировку в спортзале после долгого перерыва. Ниже пояса тоже было как-то… некомфортно. А одеяло почему без пододеяльника?
И тут же все вспомнила.
О господи…
В каморке было относительно светло – это означало, что время к обеду, а на небе солнце. Я осторожно села, потерла виски. Голова хоть и болела, но была предельно ясной, и больше никаких признаков похмелья не наблюдалось. Удивительно, учитывая, что вечером вылакала почти целую бутылку в одну дивизию, да еще на голодный желудок. Поужинать-то не успела, а что там пара кусочков сыра и ветчины.
И я все-все помнила. С того момента, как он постучал в дверь, и до самой последней минуты, когда уснула рядом с ним. Хотя, наверно, лучше было бы не помнить. Как тогда, со Славкой. Ну случилось что-то – и проехали.
Нет, стыдно не было. Вот ни капли. Как ни странно. Ни за то, что выложила о себе все до самого днища, ни за то, что повисла на шее и утащила в постель. Потому что секс получился…. Мда, такого у меня никогда не было. Даже близко. И… вряд ли еще когда-нибудь будет. Вот в этом и была загвоздка. Ляжешь потом в постель с мужчиной и станешь думать: как, и это все?!
Так, ладно, хватит. Форма одежды – утренне-туалетная. Трусы достала из сумки чистые, вчерашняя футболка обнаружилась на верхнем ярусе. Там же, где и скомканная влажная простыня. Сапоги – вот они.
Выйдя на террасу, я остановилась. Солнце действительно стояло почти в зените, но трава так и не просохла – мелко серебрилась, и над ней висела легкая дымка. Прежде чем я бросила взгляд через проезд, в голове молнией промелькнуло: а может, все-таки не уехал? Но Тахо на земляничной поляне не было. Только прямоугольник примятой травы на его месте.
Периферическое зрение обнаружило за пределами фокусировки какой-то невнятный объект и подало сигнал. Я опустила глаза и увидела на верхней ступеньке крыльца… букетик. Несколько обмотанных травинкой стеблей земляники с крупными, почти черными ягодами.
Внутри мгновенно образовалась космическая пустота, засосавшая в себя все до единой мысли. Опустившись на ступеньку, я машинально, на автомате, обрывала ягоды и по одной кидала в рот. Разогретые на солнце, они пахли так, словно все вокруг превратилось в землянику.
Когда ни одной ягоды не осталось, я отшвырнула стебли подальше, встала и пошла в туалет. Но около угла дома остановилась, посмотрела на мокрую траву по пояс – и вернулась обратно. Нашла на веранде ржавые ножницы и принялась остервенело обстригать блестящие от росы метелки. Захватывала пучок, обрезала под корень и бросала в сторону. Пока не расчистила тропу полностью. Налысо. А потом села прямо на землю, привалившись спиной к стене дома, и разрыдалась взахлеб.
Вспышка была хоть и бурной, но короткой. Три следующих дня я провела в состоянии, примерной дефиницией которого послужило бы слово «оцепенение».