- Кажется, вы сказали вчера, что не будете мне… как это? Докучать, - процедила я сквозь зубы. – И без конца попадаетесь на глаза.
- Может быть, составим график? Чтобы не попадаться… на глаза? – ледяной прищур, как у того волка, который смотрел из-за кустов. Или не смотрел? – Вы, уважаемая, раздражаете меня не меньше, чем я вас.
Наконец-то я его разглядела. Не пятьдесят, конечно, но и не тридцать. Ближе к сороковнику. Хотя тип лица не позволял определить точно. Про таких говорят: без возраста. Темно-русые коротко подстриженные волосы, слегка тронутые на висках сединой. Но это тоже ничего не значит, у моего отца седина полезла в тридцать. Темно-серые холодные глаза, резко очерченный рот, твердый подбородок. Модная псевдонебритость, требующая ухода побольше, чем любая борода. И наглое, самоуверенное выражение, от которого меня снова начало потряхивать.
- Обычно я встаю позже, - сделала вид, что не услышала последние слова. – Надеюсь, после восьми вас здесь уже не будет. У родника.
- Договорились. Кстати, что с вами случилось? Так бурно обрадовались, что не беременны?
- Что?!
Я аж задохнулась от негодования и застыла с отвисшей челюстью.
Ах, ты, сволочь!
- Ну а что? С чего еще женщина может так визжать в туалете? Разве что кто-то вынырнул оттуда и цапнул за задницу?
Усмехнувшись, он повернулся и пошел вниз по лестнице. А я стояла и смотрела ему вслед, адски жалея, что под рукой нет чего-нибудь тяжелого – кинуть сверху. Чтобы споткнулся, перебрал все ступеньки и плюхнулся в воду. В прибрежный ил. И чтобы на башку забралась лягушка.
Медленно сосчитав до двадцати и обратно, я умылась ледяной водой, почистила зубы и наполнила канистру. Вернулась в дом, приготовила завтрак, привычно вынесла его на террасу – в матрасное гнездо. И чуть не подавилась, отправив в рот первый кусок яичницы.
Захватчик, открыв капот, копался во внутренностях своей черной здоровенной уродины, по сравнению с которой моя совсем не маленькая Игуана выглядела карлицей.
Твою налево, он что, издевается?
Конечно, я могла на эти три дня запереться в доме, выходя только в туалет и за водой. Но опять же – почему я должна это делать? У меня за неделю сложился определенный ритм, появились маленькие временные привычки. Например, есть на террасе. Купаться голой на закате. Сидеть ночью на крыльце и громко петь – сожалея, что не подумала взять с собой гитару. Поедать, в конце концов, землянику на поляне вокруг Белого дома. Не говоря уже о том, что днем в избушке было жарко и душно, даже если открыть настежь все окна.
Обычно я уходила в лес или гулять вдоль реки после обеда, а до этого сидела в тени на террасе и занималась, как сказал Славка, постижением дзена. Но какой тут, к чертям собачьим, дзен, когда в двадцати метрах от меня возится эта образина?
На этот раз на нем были только коротко обрезанные под шорты джинсы и кроссовки. Я невольно пялилась на его плечи и задницу и злилась. На него. И на себя. Наверно, он почувствовал мой злобный взгляд и обернулся. Захлопнул капот и ушел в дом.
Доев без аппетита, я помыла посуду, подумала и отправилась в лес. Потому что сидеть на террасе и размышлять о жизни все равно не получалось. Казалось, что он смотрит на меня в окно. Наверняка нет, но уже одна возможность этого раздражала. Белый дом вдруг стал живым и враждебным. Как будто сам таращился на меня глазами-окнами.
В лесу я привычно наелась черники и гонобобели, нашла два крепких боровика – больше не брала, только на одну жаренку. Могла, конечно, и целое ведро насобирать, но заготовитель из меня был аховый. От одной мысли о том, что это ведро надо будет чистить, мыть, резать, развешивать для сушки, делалось тоскливо. Захочу грибов – пойду в магазин и куплю пакет заморозки.
Найдя в лесу симпатичную полянку, я улеглась прямо на траву. Закинула руки за голову – любимая поза – и, глядя на вершины деревьев, занялась обычным делом. Препарированием своей бестолковой жизни. Так биолог бесстрастно режет лягушку. Факты направо, чувства налево. Как ни странно, это помогало.
Глупости я делала и раньше, и все же они не были критичными. Но бессмысленная любовь к Андрею завела меня в глухой тупик. Если я хотела идти дальше, должна была вырезать ее из себя, как раковую опухоль. Радикально. Чтобы не пошли метастазы. Чтобы не начала страдать снова, как только вернусь в город и выйду на работу. Потому что увольняться я все-таки не хотела. Возможно, это была ошибка, и очень серьезная. Но… в общем, не хотела.
Разве я думала, что все зайдет так далеко? Ведь сначала была просто симпатия, легкий флирт, не более того. Женатые – табу, этот принцип я никогда не нарушала. Как вообще можно делить мужчину с другой женщиной? Знать, что от тебя он идет к ней, ложится в постель? А уж если есть дети…