— Нет.
— Между верными, что хоронили Богородицу, ходили уже свитки с рассказами о жизни Христа. Дочь апостола Филиппа достала для Фомы творение Никодима, который снимал Иисуса с Креста. Я надеюсь, что ты, Офонасей, в курсе, что до того, как записал своё Евангелие апостол Матфей, было уже более пятидесяти формализованных благих вестей, написанных людьми, близкими ко Христу?
Притворно соглашаясь, я кивнул, хотя слышал об этом впервые.
— Прочитав Евангелие от Никодима, Фома дал себе слово, что, вернувшись в Ындию, непременно напишет своё Евангелие. И он написал его. Он выдавил его ногтем на листьях лотоса. И я позабочусь, Офонасей, чтобы ты прочитал его.
— Мне передадут лотосы?
— Нет, — махатма улыбнулся нежными, невинными, светлыми глазами. — Лотосы, должно быть, давно рассыпались от времени. Я подарю тебе пергамент с греческим текстом. Надеюсь, что сможешь прочитать его. Он существенно обогатит твоё представление о святом апостоле Фоме, а стало быть, и твою повесть о нём.
— Это было бы замечательно, поскольку у меня трудности с написанием некоторых глав, — мне захотелось поделиться с махатмой, и, оставив упражнения, единым махом я оказался у ног учителя. — Отправляясь в Ындию, я думал, что найду товар на Русь, думал найти верных Церкви, которую насадил святой апостол Фома, думал написать о нём повесть. У меня была цель. И не одна! Но все они кажутся маленькими и несущественными в сравнении с тем, что предстояло в Ындии святому апостолу. И я не могу представить, что мог чувствовать Фома, перед тем как покинул Палестину.
К моей радости, махатма начал рассказ, который много позже я предал бумаге, когда милостью Божьей прошёл три моря и добрался до Кафы в Крыму.
28
«Мучимый страхом Фома всё утро бродил по берегу озера. Накануне ученики бросили жребий, и Фоме выпало идти в ындийские страны. Он скорбел и в скорби своей, в бесплодных размышлениях о том, как добраться до тех далёких земель, незаметно для себя свернул с натоптанной тропинки на узкую, едва заметную. Он шёл уверенно, хотя мысли его, вперемешку с обрывочными воспоминаниями, блуждали. Тропка петляла между виноградников, и Фома, на ходу любуясь спелыми, тугими, блестящими гроздьями, вдруг поймал себя на мысли: «Растёт ли виноград в брахманских землях?» И улыбнулся пойманной мысли, и спросил себя: «Куда я иду?» И вдруг его охватило чувство, похожее на счастье. Фома остановился. «Разве Господь оставит меня? Почему я боюсь Ындии?.. Душа ищет Господа и хочет быть рядом со своим Создателем. Разве в Ындии Господь не будет рядом со мною?» Фома снова зашагал по тропинке, уверенный, что Господь ведёт его. И вдруг Фома почувствовал запах жареной рыбы. Аромат наполнял воздух и напомнил ему жареную рыбу, которую вкушали с воскресшим Спасителем на берегу озера. Тогда Господь, возвращая Петру апостольское достоинство, трижды вопрошал его: «Любишь ли ты Меня?» И Пётр трижды отвечал: «Люблю, Господи!» Фома пошёл на запах. Без труда перелез через ограду и в глубине виноградника вдруг наткнулся на хижину под раскидистым деревом. И с каким-то всемирным испугом догадался, куда он зашёл. И устыдился. Коротышка-толстуха с лоснящейся кожей, стоя у кирпичной печки, ловко орудовала деревянной лопаткой. Фома обратил внимание на три гладкие, как у раковины, складки на шее стряпухи. Он хотел было отступить обратно в виноградник, но женщина уже сказала:
— Это ты, Фома?
И он с досадой раздвинул ветви. Прикрыл грудь и сделал шаг к печке.
— У неё гость, — многозначительно сказала женщина и улыбнулась чёрными усиками. — Тебе придётся подождать.
Фома опустился на корни дерева. В доме жила блудница. Не такая богатая, но и не менее известная, чем в своё время Мария Магдалина. Мысль Фомы споткнулась. Он не посмел плохо подумать о Марии из Магдалы. Даже в прошедшем времени. Фоме вдруг стало стыдно за свои недавние самонадеянные мысли. И пришло же в голову, что именно Господь ведёт его по извилистой тропинке среди виноградников! Какое обольщение!
— Или ты пришёл, Фома, чтобы отвадить эту женскую красоту от блуда? — лукаво спросила стряпуха, поправляя на полной груди яркую накидку. — Как ваш Учитель — Марию Магдалину?
«Я сам не знаю, зачем я пришёл», — про себя сказал Фома. И тут его как бы изнутри осиял свет.
— Не скорби, Фомо, — с любовью сказал Господь, — не скорби, что посылаю тебя к народам диким, ибо встретишь ты много достойных людей. И просветишь их светом истины. Царь Гундафор решил построить дворец, какого ещё не было на ындийских землях, и с александрийскими кораблями послал своего купца Авана, чтобы в Риме он нашёл архитектора. Аван дорого продал мурринейские сосуды, но архитектора не нашёл. И теперь ищет искусного строителя в Палестине, который смог бы возвести палаты, как у римских императоров. С этим Аваном ты пойдёшь в ындийские земли. Встретишься с ним и выдашь себя за человека, опытного в строительном искусстве. Будь мужественным, Фомо, и не страшись. И помни: Я всегда с тобою.