— Я помогу тебе.
Сквозь лягушачьи трели в кустах алоэ я услышал далёкий голос махатмы. И я распростёр над птицей пальцы, задрожавшие от напряжения. Как пишут бесерманские витии, я бросил аркан попытки. И почувствовал, как некая сила вышла из меня с соблазнительной лёгкостью. Попугай вдруг дёрнулся и, напугав меня, выпорхнул из-под моих рук. Мелко, упруго вспарывая воздух крылышками, закружился по пещере и выпорхнул в «окно». И снова тишина, только лягушачьи трели взвиваются к небу из кустов алоэ. Я устало улыбнулся махатме. Он взглянул на меня с едва заметной смешинкой. А я тихо радовался чуду, не пускаясь в его толкование, чуду, которое совершилось на моих глазах, чуду, которое совершилось через меня.
После омовения навалился сон. Сквозь дремотную тишину и лёгкие миражные видения махатма подплыл ко мне, прошептал мне на ухо несколько слов на санскрите. Слова эти я вытвердил наизусть. Перевёл их позже, когда, созерцая, уже просидел несколько дней под тенью баньяна. Слова, нашёптанные махатмой, были ключевыми при медитации. Теперь мне нет нужды держать их в тайне, как это делают ындусы.
«Превратиться в то, чем я действительно являюсь».
Я внимал, пытаясь удержать непослушные веки. Слова махатмы ложились крепко. И тут будто летучая мышь мелькнула. Или моргнул и заметил движение век.
Очнулся я на воле, в тени дерева, в его причудливо извитых корнях, вылезших из земли. И вдруг я заметил, что смотрю на себя самого чужими глазами — глазами… дерева, под которым сижу. Я видел себя сверху и одновременно видел крупно свои босые ступни, поставленные на корни: кровоточила ранка на мизинце левой ноги. Махатма не обманул. Он вложил в меня умение созерцать. И я стал созерцателем. Воздух был приятен и свеж после подземелья. И я воспарил вместе с лягушачьими трелями.
31
Тщательно обыскав Нидана, начальник дворцовой стражи Варун провёл его по вылизанным дорожкам важного сада и велел ждать неподалёку от хрустальной беседки. Раджа услаждался танцами. Нидан от волнения не слышал музыки и, точно провинившийся, поглядывал по сторонам. Дело, которое привело его сюда, ещё совсем недавно казалось самым важным, но теперь, поглядывая из-за золотой осоки на плясунов, Нидан начинал сомневаться, что его усердие будет оценено во дворце. Ждать пришлось долго… Наконец плясуны и музыканты, утомлённые, прошли мимо, и начальник стражи Варун грубо и неторопливо прошипел на ухо:
— Быстрее!
И за локоть повёл Нидана к беседке. Беспокойство Варуна передалось и Нидану. Он посеменил к беседке и бухнулся на колени. Раджа велел подняться, но слова его, упавшие резко и сухо, будто наконечник копья, мешали Нидану разогнуться. Поднялся он с трудом, будто только что выплясывал с танцорами. Он забыл все слова, которые приготовил, и не знал, с чего начать. Одежда казалась неудобной, а самому себе Нидан казался нескладным, как молоденький жираф.
— О, божественный! Если вы согласитесь выслушать рассказ преданного слуги вашего и соизволите рассудить справедливо…
Дрожь проскользнула в голосе деревенского судьи, и раджа улыбнулся, вспомнив слова молочницы Анасуйи: «Нидан нагл, как десять обезьян…» И ещё: «Он жаден с детства, — доносила Анасуйя, — ещё мальчишкой убивал змей, ибо думал, что в их головах драгоценные камни».
— Говори!
Нидан весь расплылся от благоговения, даже горбинка на носу разгладилась.
— В нашу деревню, о, божественный, пришёл белый ятри с севера и поселился в заброшенной хижине на краю рисового поля. Мы приняли его, как и подобает принимать гостя. Брахман Дгрувасиддги прочитал мантры[24], какие положено читать, и просил, чтобы боги белого ятри увели его от нас, если он пришёл не с добром. Он купец и вития. Он говорил, что путешествует по Ындии, ищет товар на Русь и описывает свои наблюдения, — Нидан уловил благосклонный кивок раджи. — Но тут начались события, о которых я и пришёл рассказать… Неподалёку от нашей деревни остановился табор натов. Они скоморохи. И в сыне нашего брахмана Аруне вспыхнула страсть к девушке Маре из табора.
Нидан провёл пальцами по носу, потёр горбинку:
— Брахман Дгрувасиддги запрещал Аруну встречаться с Марой, но страсть оказалась сильнее отцовского запрета. Поначалу Мара отвечала взаимностью, но тут появился белый ятри, и Мара воспламенилась страстью к нему. И однажды Арун не выдержал и, выкрикивая угрозы, побежал к хижине ятри. Это было на глазах у всей деревни. Отец бежал за сыном, умоляя одуматься. Люди, чуя недоброе, побросали работу и побежали за отцом и сыном. Но, когда мы прибежали к хижине ятри…