– Брось, Тео – царь, он мог бы гулять и не скрываясь, а он после каждой поездки бежит к тебе как влюблённый школяр.
– Тогда почему она себя так нагло ведёт в чужом доме? – возмутилась я, подставляя рюмку для новой порции.
– Недальновидная потому что, – примирительно ответил Дамиан, разливая по новой. Опять недолил до краёв.
– Дура потому что, – решила я и в этот раз звонко стукнула хрусталём о хрусталь.
– Солей, вот откуда только ты такого набралась? – посетовал первый министр, качая головой, однако позволил себе развлечься и пофантазировать: – Неужто в детстве ты была шкодливой девчонкой, которая перелазила через замковую стену и убегала вместе с пастухами в поля?
– Нет, я была крайне послушной девочкой и никогда не огорчала родителей или воспитателей. А слова… просто чертей во сне гоняла, – отрезала я, и Дамиан тут же замолк, не став продолжать беседу.
Был у нас с ним один маленький секрет, которым я ни с кем больше не делилась. Очень хотела рассказать Тео, да только ему такое знать не стоит. А Дамиан знал, всё знал и с полуслова понимал мои шуточки про сны. Точнее для других шуточки, а для меня большую часть жизни. Потерянную часть.
– Там сильно плохо? – спросил он тихо, поглаживая свои первые седины. Вообще ему едва перевалило за сорок, поэтому я общалась с ним так запросто, однако последние годы изрядно потрепали его нервы, заметно состарив.
– Как тебе сказать? – задумалась я, покачивая ногой. – Лучше, чем сдохнуть.
Помолчали. Я поняла, что полумрак мне надоел, и достала из кармана свою колоду. Вставать и идти до выключателя было откровенно лень, а вот поколдовать аж руки чесались. Перелистав мелкие картинки, я, наконец, нашла девятнадцатый старший аркан – Солнце. Под улыбающимся светилом бежала полунагая парочка. Обычно она означает счастье, хороший период в жизни, но можно использовать ей и в самом простом значении.
Вытянув руку с картой вперёд, я медленно повела ей по кругу, затем так же обратно.
– Давай ещё налью, – предложил первый министр, пытаясь меня отвлечь, но я только поставила перед ним рюмку. Минуты через две, наконец, все широкие люстры загорелись, и я, довольная собой, убрала колоду. Зато успокоилась.
После мы выпили ещё по одной, и ещё по одной, с каждой рюмкой я становилась всё честнее и откровеннее, особенно в своих планах касательно одной заносчивой недальновидной блондинки, которой так же недальновидно пообещал защиту мой благородный недальновидный муж. Под конец я настолько разговорилась, что Дамиан не выдержал и потребовал:
– Давай-ка мне сюда свою колоду, а то я боюсь тебя выпускать с ней из кабинета.
– Фи, не стану я применять против этой мымры волшебство – просто придушу! – засопротивлялась я.
– Тогда они тем более тебе не понадобятся. Давай их сюда, полежат у меня в столе под замком, ничего с ними не случится. Давай-давай! Амалия, конечно, не подарок, но в ваших размолвках не виновата – всё у вас в голове.
Для вида я поломалась ещё пару минут, однако в итоге всё равно сдалась, прекрасно понимая правоту первого министра. Я бы, конечно, сдержалась и не стала причинять вред нашей гостье, но с картами, запертыми в чужом столе, усмирять себя намного проще.
– Слушай, – протянула я, хитро прищурившись и наклонившись через стол, – если нельзя трогать безвинную Амалию, то как насчёт Тео.
– Колоду не отдам! – предупредил Дамиан, сглотнув. Кажется, он успел порадоваться своей предусмотрительности.
– Не стану я на нём колдовать, даже душить не собираюсь. Как насчёт небольшого поучительного представления?
– Какого ещё представления? – насторожился мой собеседник.
– Давай подстроим всё так, чтобы он увидел, как мы целуемся? Мы с тобой?
Дамиан побледнел, края губ мигом опустились и, казалось, подбородок стал ниже. Сначала он пытался что-то невнятно прошлёпать губами, потом, собравшись с силами, выдал:
– Я не стану с тобой целоваться! Даже не проси! Мне дорога моя голова!
– Мы же понарошку! – давила я. – Я даже губ не коснусь, так, встанем в двусмысленную позу.
– Боюсь, Теодор сначала меня убьёт, а потом станет разбираться, – запротестовал первый министр, махая руками и откидываясь от меня подальше, словно вжимаясь в спинку кресла. – Тогда на твоей совести будет смерть молодого государственного деятеля, так и не успевшего познать радости семейной жизни…