В дорогу пустились молча, то и дело оборачивались назад и пытались разглядеть в чаще леса одинокий домик, но он скрылся из виду ещё после первой же минуты пути – слишком густо росли деревья вокруг.
– Я всё думаю, – первой заговорила Ри, – зачем ей было себя убивать? Юхан наверняка наговорил много чего не подумав. Но они столько лет прожили вместе. Неужели бы он её не простил? Пусть не сразу, но со временем. Он же любит её. Ведь и убийство можно простить, правда?
– Как тебе сказать, – задумалась я, вспоминая прошлое. – Смириться с этим можно, не гнаться за местью, можно даже жить с человеком, который убил близкого, но ты никогда уже не станешь к нему относиться как прежде. Он для тебя меняется безвозвратно.
– Хочешь сказать, ты не простила бы Тео за чью-то смерть? – провокационно спросила русалочка.
– Хочу сказать, я не простила бы никого за смерть Тео, – усмехнулась я в ответ. – У меня кроме него и детей близких-то не осталось. Но поступок Гамы я не понимаю. Да, сын у неё взрослый, но каково ему будет без матери? Я бы на её месте поборолась, к тому же Юхан обещал ему ничего не говорить. Зачем было себя травить, да и так спешно…
– Ты знаешь, – вступила в разговор Ока, – чужая кровь на руках ведь тоже давит. Я и не гадаю, сколько лет пройдёт после смерти мужа, когда меня перестанет терзать этот поступок, но если бы моя дочь хоть раз бросила мне в лицо, что я убийца… я бы тоже сломалась. Да, меня обвиняют, на меня жмут, из-за моего поступка развязалась война, но моя страна и мои родные меня со мной. Я держусь на этом. Ты думаешь, у Гамы были бы такие люди рядом?
– Можно уехать куда-то подальше и начать всё с нуля. В какой-нибудь замок на отшибе, в провинции, – предположила я. – Но умереть чёрт знает где – это точно не выход.
5. Явно. Иерофант
«Ты зря так драматизируешь, вспоминая о жертвах на войне. Да, умрёт много народу, но никто из правителей никогда не поймёт всего ужаса смерти, пока она не коснётся его самого или его близких. Может, это для тебя сражение – прежде всего страдания других, а для мужчин как игра в солдатики, когда победитель сможет получить заманчивый приз. Последнее время, что бы ни говорил Андрес о мести за брата, мне всё больше кажется, что он просто хочет присоединить к нам степи. На мясо, знаешь ли, за морем вырос спрос».
Из письма кайзерин Кэрна Леды
царице Амбры Солей.
Леда выцепила меня во время обеденного перерыва и отвела в сторонку, бешено сверкая глазами. Я чувствовала, что она после смерти Гамы сама не своя, но сейчас она меня действительно пугала. Оглядевшись по сторонам, кайзерин наклонилась ко мне и зашептала:
– Гама не могла себя убить.
Я была готова к подобным заявления, но как ответить не знала совершенно. Тяжело смириться с утратой близкого человека, и никакие слова тебя не вразумят. Я могу многое сказать, однако Леда не примет и не поймёт. Хорошо бы в этом ужасном месте она и вовсе не сошла с ума.
– Солей, я знала её давно, – видя моё замешательство, продолжила кайзерин. – Не станет она себя убивать из-за такого. Да, она бы пострадала, поплакалась, помучилась совестью, но сколько лет она с этими убийствами жила? Не могли её так подкосить слова Юхана, они частенько ругались – Гама всегда больше любила сына.
– Люди же разные бывают, – мягко ответила я, но собеседница яростно замотала головой.
– Вот именно – разные. Я Гаму очень давно знаю, подольше, чем тебя. И я клянусь, что она не могла себя убить!
– К чему ты ведёшь? – устало спросила я, измученная ещё утренними событиями.
– Помнишь, мы говорили про кандидатку Жверинды? Я думаю, это она убила Гаму.
Я выпучила глаза как сова и пару раз удивлённо моргнула, но на Леду мой «намёк» не произвёл совершенно никакого эффекта. Пришлось собраться с мыслями, потрясти головой, чтобы из неё вся дурь вылетела, и попробовать привести аргументы:
– Слушай, девочки же сказали, что надо съесть очень много таких ягод. Кто бы смог запихнуть в Гаму насильно нужное количество? И главное как? Причём так, чтобы мы не проснулись.
– Всю ночь кто-то ходил, спрашивал, спим мы или нет.