– Это значит «незнакомка», – сходу ответила она и, поняв подноготную моего вопроса, пояснила: – Так меня звали, пока я жила в Лаше. Степняки народ гордый, они принципиально не принимают чужих имён, поэтому Скандр перевёл его на местное наречие – Оксана. Правда, так меня звал только он сам, остальные быстро перешли на Оку.
– Оксана тебе не нравилось?
– Нет, – поморщилась моя компаньонка. – А сейчас и вовсе вызывает неприятные воспоминания. Впрочем, Анжана ещё хуже.
– Не думала, что так вот запросто можно переводить имена.
– А почему нет? – усмехнулась Ока. Проступившие на лбу морщинки тут же разгладились. – Скандра при рождении назвали Александром. А у тебя и вовсе простенькое имя: у нас бы ты была Соннаш.
– У вас – это где? – хитро спросила я.
– В Сэрафии. В Лаше имена не принято менять, они больше любят перенимать чужие. Но если всё же перевести… тебя бы звали Сурай. Кстати, это очень популярное имя.
У нас Солей тоже было популярным. И сейчас в родне у каждого встречалась хоть одна Солей, а уж в то время, когда я уснула, новорождённых так называли и при живых тёзках в семье.
Лес закончился внезапно, оборвался, точно кто-то специально вырубил, и нам открылось заснеженное поле. Над подтаявшими сугробами, склонив голову, стояли белые цветы на необычной яркой в этом зимнем царстве зелёной ножке.
– Подснежники! – восхитилась Ри, сорвавшись с места. – Неужели скоро сюда придёт весна?
– Сомневаюсь, – тут же разрушила все её надежды Леда, пробираясь следом по протоптанной дорожке – всё равно через поле идти было надо, а двигаться по чужим следам намного легче. – А даже если и придёт, то нам же хуже: это грязь, это лужи, возможно, болота, реки, не дай бог, из берегов выйдут.
– В тебе никакой романтики, – упрекнула её Шейна.
– Зато немного здравомыслия всё же есть. Нам только весны здесь не хватало. Лодок в домах я что-то не вижу!
Мы шли гуськом по колее, которую проложила для нас Ри. Она чуть петляла, но зато обходила цветы, не позволяя раздавить ни один. Впереди маячила стена деревьев, слева густел туманом берег озера. Вот уже ёлки предыдущего леска начали меркнуть за спиной, а Шейна надумала понюхать подснежник.
Её прикосновение к бутону послужило знаком для остальных – вмиг опущенные головки вскинулись, клацнули кристально-белыми клыками и застучали наперебой, потягиваясь к нам.
Рисовать я не могла – наклонись я, и эти стервецы тут же впились бы в мою руку. Перепачканные в крови пальцы Шейны на подвиги не вдохновляли. Леда попробовала колдовать, окружила ритуальной дымкой с девяток вредителей, но завял только один. Тут же со свистом и невнятным гиканьем из земли выскочил другой подснежник и пронёсся у волшебницы над головой – она едва успела увернуться.
Меня цапнули за сапог. Я бы пережила, если бы после он остался цел, но я теперь видела через дырку носок и серьёзно подозревала, что ещё пара попыток, и я смогу разглядеть свою кость.
Перепуганные, мои спутницы похвастались за оружие, да только я ясно понимала безнадёжность сражения. Что они могут с неповоротливыми железяками против сотен мелких юрких цветочков? Опасных, надо сказать, цветочков.
– Бежим! – заорала я быстрее, чем успела как следует поразмыслить. И первая же бросилась наутёк, топча растения под ногами.
Почему-то я не боялась. Вместо страха захлестнул азарт, и я с безумной улыбкой неслась вперёд. Остальные бежали за мной, то и дело вскрикивая и уворачиваясь от пролетающий рядом точно стригуны агрессивных подснежников. Мне покоцали куртку и откусили пару прядок. Было бы время – расстроилась, а так порадовалась, что нос с ушами целы.
Как добежала до края поля – не помню, когда оно закончилось – не знаю. В последнем ясном воспоминании я стояла на коленях, склонив голову к снегу, и пыталась отдышаться. В голове всё плыло, раскачивалось словно во сне. Ри звала меня, пару раз ударила по щекам, на миг заставив вернуться в реальность.
– Отстань, – пробормотала я невнятно.
Сладкие объятия дрёмы утягивали в свой омут, просыпаться совершенно не хотелось. Чернота уже опутала меня, я не слышала ни единого крика, как кто-то безжалостно выдернул меня обратно. Тут же стали реальными и холодные снег, который уже через куртку проморозил спину, и перепуганный девичий гомон. Ока стояла рядом, держа навесу мои ноги.