– Знаешь, за четыре года ещё не такому уму-разуму научить могут, – я встала и пошла к двери. Уже взялась за дверную ручку, как Ираида остановила меня своим вопросом:
– Тебе же дали десять лет. Как ты смогла выйти через четыре года? Ты сбежала?
Я, не оборачиваясь, сказала:
– Извини, но тебе это знать необязательно. Спасибо за то, что не сказала Ярославу правды. А теперь, если не возражаешь, я вернусь к работе.
Я вышла и, не реагируя на заинтересованные взгляды коллег, села за свой стол. О работе и речи быть не могло. Я уже всерьёз начала думать, как бы моя голова не раскололась на несколько частей от перенапряжения.
Минут через десять из кабинета вышла Ираида и сказала, что на сегодня мы все можем быть свободны. Нашей радости не было предела. Мы по-быстрому собрались и пошли на выход. Девчонки звали посидеть в ресторане, подозреваю, собирались продолжить выпытывать, что ещё я узнала о новом клиенте, пока была в кабинете начальницы, но я отказалась и они поехали без меня. Я села в машину, завела её, но ехать не спешила. После вопроса Ираиды, на меня опять нахлынули воспоминания.
***
– Дэйнер, на выход!
Я нехотя разлепила глаза, подняла себя со шконки и поплелась к двери:
– Куда меня на этот раз?
– Начальник зовет, – обычно, весёлая и разговорчивая Катерина, с которой мы как-то сразу нашли общий язык, потому что она упорно не верила, что я кого-то убила, была нахмурившаяся и какая-то странная. Я по обыкновению встала лицом к стене и только собралась завести руки за спину, как сбоку раздался раздраженный и слегка обиженный голос смотрительницы: – Эмка, да давай ты без этой хрени, я ж знаю, что никуда не денешься и не убьешь, пошли уже.
Удивлению и любопытству не было предела, ибо, несмотря на нормальное отношение, она всегда всё делала по правилам, никак не могла отступить от своих принципов:
– Катерина, что случилось-то, что ты аж без соблюдения правил?
– Ты просто иди за мной в темпе и пока ничего не спрашивай.
Катерина – женщина сорока пяти лет, довольно грузная, а развила такую скорость, что мне и впрямь пришлось в темпе. Когда мы дошли до двери начальника, Катерина оглянулась, что меня поразило ещё больше, внедрилась в кабинет и втянула меня за собой:
– Василич, вот, привела я Эмку.
Семён Васильевич, худощавый мужик, чем-то похожий на Кощея, лет пятидесяти пяти, с тяжелым характером и не менее тяжелым взглядом, посмотрел на меня, указал Катерине на дверь и сказал:
– Катерина, ты выйди пока, – она вышла, а Василич, как его все за глаза называли, обратился ко мне, рукой указав на стул. – А ты присаживайся, в ногах правды нет.
Что верно, то верно, и я присела, чтоб не гневить начальство. Хотя настроение у него вроде нормальное, а вообще шут его знает. Он опять углубился в какие-то бумажки и вроде бы даже забыл про меня. Мне, конечно, без разницы где, в камере или у него в кабинете, один хрен – тюрьма, но я всё же кашлянула, чтобы напомнить, что я в кабинете и готова внимать или отвечать, уж коли ему придёт охота меня поспрашивать. Он, всё так же, не отвлекаясь от бумаг, спросил:
– Эмилия, как ты себя чувствуешь? Тебе случайно не хуже? – глаза у меня стали размером с тарелки.
– Семён Васильевич, да мне и было как-то нормально.
Он-таки оторвал взгляд от стола, посмотрел на меня и начал говорить, тихо и спокойно, словно собирался меня загипнотизировать:
– А ты представь, что тебе не очень хорошо. Полежишь в лазарете немножко, подлечишься, в себя придешь, – я только хотела полюбопытствовать, что на него нашло, как он продолжил, внимательно, глядя на меня: – Ты полежишь несколько дней в лазарете, потом тебя приведут ко мне, получишь паспорт и деньги, и я тебя вывезу отсюда. Проблем никаких не будет, – я сидела и слушала, что он говорит, открыв рот: – а теперь съешь эту таблетку. Сможешь показать эпилептичку? – я только рассеянно кивнула. – Отлично, тогда пей.
Я не знаю почему, но я именно как под гипнозом выпила эту таблетку, а он позвал Катерину и велел меня отвести обратно, сказав, что таблетка начнет действовать где-то через полчаса. Катерина отвела меня обратно в камеру, похлопала по плечу и тихо пожелала удачи. Я не могла не то что поверить, я понять не могла, что происходит.