– Твою мать, да что это за напасть такая? Слышь, ты что, с ним сроднилась что ли? Ты же его убьешь, если ещё немного посидишь так сверху, – я ещё разок одарила служителя закона своим любимым взглядом, который в шутку прозвали «взгляд № 666», и поднялась, но не потому, что вняла увещеваниям Ярослава, а потому, что увидела как в эту толпу пробирается отец, который отходил к следователям. Мент с трудом встал, отряхнулся, шикнул на меня, что я сука и удалился. А я, в свою очередь, попыталась освободиться от рук Ярослава, который продолжал меня удерживать, очевидно, беспокоясь за общественность.
– Не соизволите ли вы меня отпустить или, хотя ослабить хватку? – я недовольно посмотрела на него через плечо, и он решил, что лучше будет не ослаблять хватку, а отпустить совсем.
– Слышь, амазонка, на тебя что нашло? Ты ж его чуть не убила. Кто ж тебя такому научил? Неужто отец? И о ком это он говорил? Кто был твой любимый человек?
Ко мне подошел отец, с неудовольствием взглянул на Ярослава, сделал ему замечание, что он задает слишком много вопросов, взял меня под руку и повел к выходу, сказав, что нам разрешили уехать. Мы пошли, а Ярослав окликнул меня:
– Эй, так кем он был?
Я остановилась, папе тоже пришлось остановиться. Я повернулась и сказала:
– Он был киллером.
Резко развернулась и стремительно пошла к выходу, настолько стремительно, что отцу пришлось меня догонять. Я шла с гордо поднятой головой, сопровождаемая ненавистным взглядом полицейского и ошалевшим взглядом Ярослава, который между тем, пытался поймать отвисшую челюсть. Мы загрузились в машину, родители молчали, с беспокойством глядя на меня, а вот мысли мои молчать не могли, они скакали как блохи. Мы уже минут пять сидели в машине, а Антон её даже не завел. Меня это сначала возмутило, а потом насторожило, и я посмотрела в зеркало заднего вида. Сказать, что мне не понравилось увиденное, значит исказить истину. Глаза Антона были широко раскрыты, а во лбу сияла аккуратненькая дырочка, и чуть ниже этой дырочки был прикреплен листочек бумаги, надпись на котором, с моего места не разобрать. Я даже немного позеленела от злости. Родители, озабоченный моим состоянием, не заметили состояния своего водителя, внимание они на него обратили только после того, как сменился цвет моего лица. Мама увидела его и дико закричала, папа выругался таким матом, который я никогда даже не слышала, а я никак не отреагировала, просто сидела и тупо смотрела на труп Антона. Я немного подалась вперед, чтобы прочесть, что написано на бумажке, а родители в это время выскакивали из машины и вытаскивали оттуда меня, но я успела прочесть. Мы вновь оказались перед зданием, я моментально оценила ситуацию, взглянула на строения, находящиеся рядом и встала перед отцом, чтобы загородить его от одного из расположенных рядом зданий. За моими действиями с хмурым видом наблюдал, вышедший на шум, Ярослав. Я стояла рядом с отцом и думала. Тот, кто оставил записку, бросил мне вызов, потому что написано на ней было: «Сыграем, тёмный Ангел возмездия?», я усмехнулась, и единственной мыслью на тот момент было: «Я принимаю твой вызов, даже, если я горько об этом пожалею, я его принимаю». Далее предаваться своим мыслям мне помешали менты. Господи, откуда же у них берутся такие идиотские вопросы?
– Вы знаете того, кто оставил эту записку и кому она адресована? – полицейский, ещё совсем молодой пацан, с серьёзным взглядом и веснушками по всему периметру, с серьёзной миной пытался достучаться до меня.
– Кому она может быть адресована, по вашему мнению, если она на трупе нашего водителя, в нашей машине? Явно кому-то из нас. А вот кто оставил, у меня сведений нет.
– Так, а предположения есть, кто мог это сделать?
– Море.
– С этого места поподробнее, – он настроился записывать имена подозреваемых, а я решила закинуть удочку:
– Первый в моем списке подозреваемых, капитан Стасов, – у паренька загорелись глаза, уши, веснушки, и всё это от возмущения.
– Да вы что себе позволяете?!
– Я? Я ещё ничего себе не позволяла. Вы спрашивали, а я ответила.
– Вы… вы… он…
– Господь с вами! Чтобы я и он?! Вот уж нет! – я уже начала получать удовольствие от беседы, а он напротив.