Даже если бы я не вырос при Церкви, то все равно знал бы об этом – каждый шассер, прежде чем принести присягу, узнает о кощунственных верованиях ведьм.
– Дева, Мать и Старуха, – пробормотал я.
Архиепископ одобрительно кивнул, и я ощутил, как на душе у меня теплеет.
– Воплощение женственности в круге рождения, жизни и смерти… помимо всего прочего. Это, разумеется, святотатство. – Он насмешливо хмыкнул и покачал головой. – Будто Господь может быть женщиной.
Я нахмурился, не глядя ему в глаза.
– Разумеется, господин.
– Ведьмы верят, что их королеву, Госпожу Ведьм, благословила сама богиня. Они верят, что она… то есть оно, это дьявольское отродье, способно принимать обличья троицы по собственной воле. – Архиепископ примолк и поджал губы, посмотрев на меня. – Я полагаю, сегодня тебе довелось встретить саму Госпожу Ведьм.
Я уставился на него.
– Моргану ле Блан?
Он резко кивнул.
– Ее самую.
– Но господин…
– Это и объясняет твой соблазн и неспособность совладать с низменной природой. Госпожа Ведьм невероятно сильна, Рид, в особенности – в этом своем обличье. Ведьмы считают, что Мать воплощает собою плодородие, полноту жизни и… сексуальность. – Лицо Архиепископа исказилось в отвращении, будто последнее слово оставило горечь у него во рту. – Человек слабый на твоем месте поддался бы искушению.
«Но я хотел поддаться». Мое лицо пылало до боли жарко.
Между нами воцарилось молчание. Послышались шаги, и рука Архиепископа опустилась мне на плечо.
– Отринь эти мысли, дабы это дьявольское создание не отравило твой разум и не развратило дух.
Я тяжело сглотнул и заставил себя посмотреть на него.
– Я больше вас не подведу, господин.
– Я знаю. – Ни капли сомнений или неверия. Меня захлестнуло облегчение. – Жизнь, что мы избрали для себя, – жизнь воздержания и самозапретов – таит в себе трудности. – Он сжал мое плечо. – Мы – всего лишь люди. Таков наш бич – с незапамятных времен женщины искушают мужчин. Даже в Эдемском саду, в обители совершенства, Ева соблазнила Адама во грех.
Когда я промолчал, он отпустил мое плечо и вздохнул. Теперь уже устало.
– Поведай об этом нашему Господу, Рид. Исповедуйся, и он простит тебе грехи твои. Если же… спустя время… ты не сумеешь преодолеть эту душевную хворь, возможно, мы найдем тебе жену.
Эти слова тяжелым ударом обрушились на мою гордость и честь. В моей душе вспыхнул гнев. Резкий, ярый и болезненный. С тех пор как король учредил наш священный орден, очень немногие из моих братьев обзавелись женами, и большинство из них с тех пор оставили свои посты и покинули Церковь.
И все же… однажды я думал об этом. Даже жаждал этого. Но не теперь.
– В этом не будет нужды, господин.
Будто прочтя мои мысли, Архиепископ осторожно продолжил:
– Не стану напоминать тебе о прежних твоих проступках, Рид. Ты прекрасно знаешь, что Церковь не может обязать мужчину принять обет безбрачия – даже шассера. Как говорил Петр: «Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Если ты пожелаешь жениться, ни твои братья, ни я не сумеем тебе воспрепятствовать. – Он помолчал, внимательно глядя на меня. – Возможно, юная мадемуазель Трамбле все еще будет согласна на это?
У меня перед глазами вспыхнуло лицо Селии. Утонченное. Прекрасное. Зеленые глаза Селии были полны слез, пропитавших насквозь ткань ее траурного платья.
– Ты не можешь отдать мне свое сердце, Рид. Я не сумею с этим жить.
– Селия, прошу…
– Чудовища, что убили Пип, все еще на свободе. Они должны быть наказаны. Таков твой долг, и я не стану тебе помехой. Пусть твое сердце принадлежит братству. Прошу тебя, прошу, забудь меня.
– Я никогда бы не смог забыть тебя.
– Ты должен.
Я отбросил воспоминание прежде, чем оно поглотило меня с головой.
Нет. Я никогда не женюсь. После смерти сестры Селия дала мне это понять очень ясно.
– «Безбрачным же и вдовам говорю, – договорил я тихо и ровно, – хорошо им оставаться, как я». – Я вновь напряженно уставился на свои кулаки, которые прятал под столом на коленях, мысленно все еще оплакивая будущее и семью, которых у меня никогда не будет. – Прошу вас, господин… Я не стану подвергать угрозе свое будущее в кругу шассеров, связуя себя узами брака. Я ничего не желаю более, чем служить в угоду Господу нашему… И вам.
Затем я бросил на него взгляд, а он мрачно улыбнулся мне.
– Твоя преданность Господу радует меня. А теперь ступай за моей каретой – меня ждут на балу в честь приезда принца. Блажь, на мой взгляд, но Огюст любит побаловать сына…