Собственно, кроме торчащей башенки с резным флюгером видно ничего не было. Все закрывал герметичный серый забор с камерами над глухим входом.
— Это что — ваш? — спросила я разочарованно.
— Мой, — Мишутин немного обиделся. — А что, не нравится?
— Да так себе… Не люблю ограждений и заборов. Создается впечатление, что вы очень кого-то боитесь.
Я открыто на него посмотрела. В нашем общении мне нравилось одно — его мнение было для меня абсолютно не важно. А поэтому я могла говорить все, что думаю. Ворота бесшумно отворились, и мы въехали во двор. Круглоголовый крупный мужчина в черном костюме приветственно помахал рукой и удалился в сторону небольшого флигеля охраны.
Перед домом бил фонтан. Я зло улыбнулась. Как все предсказуемо. Мы вышли из машины и направились к кирпичному замку. Интересно, там тоже такой же игрушечный мир? Рыцарские доспехи на стенах, шкуры на полу. Оленьи головы с рогами…
— Редко встретишь такую девушку, как вы, Ева. Вы умны. Откровенны. Талантливы. Во многом. — Мишутин кашлянул, искоса посмотрел на меня и открыл дверь дома. — Я действительно многого боюсь. Но, наверное, я все-таки не трус. Я же добился многого. Очень многого. И совсем не хочу, чтобы кто-то вмешивался в мою частную жизнь. Меньше видно — меньше зависти. К сожалению, зависть — спутник успеха. Вы разве такого не замечали? Вам что, никто не завидует?
— Мне? — улыбнулась я удивленно. — Мне вряд ли. Я и сама себе не завидую.
— Вы так странно сказали… — спросил он робко. — У вас что, какие-то проблемы, Ева? Вы говорите, не стесняйтесь. Может, нужна моя помощь?
— Спасибо, Андрей. Но помочь мне вы вряд ли сможете, — сказала я, сдерживая готовую прорваться иронию. — Проблема моя глубоко личного характера. И обсуждать ее я не хочу.
— Простите. Обидеть не хотел, — кротко сказал он. — Пожалуйста, заходите!
В доме действительно были шкуры. И оленьи рога.
Но я замерла на пороге, потому что напротив входа в уютном закутке висело мое зеркало в кованой раме. А на инкрустированном перламутром комоде стоял весь ассортимент предложенных мной изделий. Светильники питерские, две штуки. Подсвечник американский — одна штука. На псевдорыцарском фоне замка смотрелось это весьма эффектно.
Ну что ж, если Мишутину нравятся мои работы, значит, со вкусом у него не так уж и плохо. И я почувствовала к нему нечто вроде расположения. И получше его рассмотрев, даже нашла в его мягкой внешности кое-что приятное. Пожалуй, единственной красивой чертой его лица был крупный рот с четко очерченными губами. Неопределенные глаза, неопределенные брови, неопределенный нос. И вполне определенная улыбка. Мягкая. Чуть смущенная. Интересно, сколько ему лет?
Он жестом пригласил меня пройти дальше. В просторном холле был настоящий камин. Рядом на кованой подставке лежали дрова. И я ощутила едва различимый запах сосен.
Черт! Только не сосны! Это запрещенная тема!
Я отвернулась, чтобы не думать об этом. И тут я увидела ее. Над широким диваном, на темной стене в изумительной раме висела загадочная «Настасья Филипповна» и смотрела на меня с искренним сочувствием.
На некоторое время я лишилась дара речи. Мишутин застыл где-то сбоку и боялся меня потревожить. В руках его было два бокала, наполненных до половины красным вином.
— Откуда она у вас? — спросила я ошеломленно. Он удовлетворенно улыбнулся. И я поняла, для чего он меня привез. Вот уж не думала, что меня еще можно удивить.
— Я купил ее там же, где и ваши работы.
— Но она же была ужасно дорогая! — воскликнула я. — Пять тысяч долларов!
— Пять пятьсот. Разве ж это деньги? — небрежно спросил Мишутин. — Зато как она похожа на вас!
— Вы будете смеяться, — сказала я, торжествуя, что последнее слово останется за мной. — Но это и есть я.
Через неделю меня превратили в блондинку. Наташка ужасно переживала.
— Главное, не перефутькать! — говорила она нам с Машкой. — Иначе получится дешевка. Белый цвет удивительно коварный. Он же — в Голливуде. Он же — на панели. Ева, не волнуйся. Если что — перекрасим обратно.
— Если что, Наташенька, то красить будет не чего. Волосы мне хоть не сожгите.
— Да мы стараемся. Только чтобы не так, как у Лены! — молилась Наташа.