Брамин повернулся к мадам X***:
— Мадам, вы можете принимать этого дурака без малейшей опасности: я отвечаю за его безвредность.
— Но следует ли мне лечиться у него?
— Он сказал мне, что собирается действоватьмолитвой… А молитва, мадам, еще никому не причиняла зла.
И на этом брамин, в свою очередь, откланялся.
Мне рассказали, что «Креститель» сделал из своей встречи у X*** целую историю. Я продолжаю, пользуясь сведениями, полученными из третьих рук, и, стало быть, не ручаюсь за достоверность.
Из самого сердца Индии, говорил он, приехал брамин, чтобы увидеть его, «Крестителя», а также — дополнительно — повидать X***. Этот брамин немедленно бросился к ногам «Иоанна-Крестителя» со словами: «Учитель! Вы — тот, пред кем падают ниц все Сыны Света: прикажите нам, и мы подчинимся!.. Ах, если бы вы изволили остаться с нами, победа Святого Кармеля была бы обеспечена, и под вашим руководством мы перевернули бы весь мир!..»
На эти слова «Иоанн Креститель» любезно поднял сына азиатских солнц (sic), брамина-буддиста (sic)первой категории и совершенного посвященного и, забыв о собственном чине, похристосовалсяс ним. Так, Глава Мудрецов никогда не унижает себя: ибо его милосердие уравнивает неравные ситуации, нивелируя духовные касты…
И вот «Креститель» увидел мадам X***, помолился у ее изголовья и отдал повеления Духам Света— но всё было напрасно… Причина этого неуспеха заключалась в вере мадам X***, которая, очевидно, была недостаточно глубокой.
Кроме того, он преподнес мадам X*** хрустальный медальон, оправленный серебром, в котором (как он говорил) содержались мощи и различные реликвии. В действительности же, этот медальон заключал в себе освященную гостию и другие предметы, о которых лучше умолчать: в этом вновь проявился священник-отступник.
Мадам X*** не могла отказаться от этого медальона, стоившего двадцать пять франков, что вызвало у нее сильное неудовольствие.
Со своей стороны, ученый X***, принимая во внимание, что «Креститель» был у него принят, в день его отъезда совершил банальный поступок, нанеся этой особе краткий визит. Переводим в стиле «Крестителя»: «Он пришел проститься со мной, поблагодарить меня и попросить у меня указаний на будущее. Я наметил для него линию поведения и должен был присовокупить к ней несколько советов, и он принял от меня, перед моим отъездом, поцелуй примирения. Затем (это ложь) он отвез меня на Лионский вокзал».
На самом же деле, знаменитый теософ застал доктора в грязном номере, в залатанной одежде. Была еще зима, но Понтифик не разжигал огня… Не то, чтобы ему не хватало денег: г-н М*** позаботился о том, чтобы щедро наполнить его дорожный кошелек. Но «Иоанну-Крестителю» подобало если уж не быть покрытым коровьим навозом, ходить голым по пояс и вымазанным зловонным жиром, как в его первом воплощении Предтечи, то хотя бы казаться чрезмерно суровым. Да и кто не знает, что в подобном случае немного грязи не повредит?..
Словом, вид болезненного старика, повергнутого в подобную нужду, глубоко тронул X***, и так уже весьма смущенного подаренным медальоном. Перед уходом он попросил писчие принадлежности и сунул сто франков в конверт, который вручил «Крестителю» со взволнованным видом: «Для ваших бедняков с Юга», — сказал он ему.
Позднее «Креститель», утверждая, что показывал у X*** этот медальон (бесценное сокровище, имевшее еще более высокую стоимость) самым непринужденным тоном утверждал, что забыл его на улице В… К счастью, этот предмет искусства был благоговейно спрятан в выдвижной ящик и затем отослан доктору заказной почтовой посылкой. Планы «Крестителя» были сорваны: ему не удалось «раздуть» эту историю.
В отместку он стал намекать о том, что X*** — грозный маг: факт, что наследник Вентра покинул Париж в ужасе. Он отказывался объясняться насчет X*** и лишь в минуты откровенности давал понять, что этот страшный некромант, наперсник Сил Тьмы, заставлял служить себе всю Преисподнюю (sic).
На самом деле, подобные подозрения должны были показаться мерзостными Избраннику, который каждую ночь онебесиваетсяот поцелуев ангелов Света, Сахаэля, Анандаэля и прочих и позволяет осаждать себя a posteriori похотливому фантому обрезанного Иезекииля.
Этот израильтянин с того света действует лечебным, хотя и необычным способом — и очевидно, одно из нападений равносильно для него очищению желудка и кровопусканию. К тому же он располагает для своих партнеров животворящими и благотворными флюидами, которые заставляют существа подниматься, ступень за ступенью, по восходящей лестнице жизни…
ет nunc, lenones, intelligite: erudimini, qui judicatis lupanar! [588]
ד
Колесница = Септенер = Триумф Завершение = Полнота = Богатство = Избыток… Цветы Бездны
Глава VII
ЦВЕТЫ БЕЗДНЫ
Еще пара слов для интересующихся проблемой Черной магии.
Склонившись вместе с нами над бездной, чью крутизну они смогли охватить и чью головокружительную тьму им удалось измерить, возможно, они без удивления заметили, как на краях и даже в овраге, ведущем в пропасть, распускаются какие-то цветы дикой и гибельной красы, с хмельным и дурманящим ароматом…
Неужели они не знали, что у Зла есть своя поэзия? Даже от мерзостной тайны исходит фантастический идеал, пленительный и зловещий, прельщавший некоторых людей во все времена.
Будьте осторожны, любопытные! Здесь кроется великая опасность эксцентричных экскурсий в миры, заказанные для причуд непосвященных. Тот, кто отваживается вступить без проводника на тропу небывалых эмоций, уже ступает путем своей близкой погибели: всё вокруг него способствует его распаду и предрекает его. На двери, которую он пересечет, Данте мог бы запечатлеть грозный терцет из своего Inferno:
Правда, они требуют от Колдовства лишь присущих ему чар искусства [590]: для этих опасности намного меньше. Они довольствуются внешней яркостью Гримуаров и грызут лишь «корку» запретного плода.
Но иные смельчаки смакуют самую сокровенную поэзию Зла. Искушение для них было слишком велико; они не смогли устоять перед ним. Их совратил дух злобы, которым они теперь одержимы. Отныне они плывут по флюидическому потоку извращенности к бездне бессознательного, которая должна однажды их поглотить. Это самоубийство — завершение их судьбы: волей-неволей все они сюда сходятся; и некоторые из них— весьма окольными путями. Они уничтожают даже свою индивидуальность путем ее усиления:. и если лихорадка неуступчивого эготизма завлекает их в небывалые странствия с целью приобретения исключительной оригинальности — бесплодные усилия, иллюзорное приобретение, — они все равно потерпят поражение. Вместо того чтобы создать искусственное «Я», они лишь потратят все силы на то, чтобы разрушить в себе «Я »реальное.
Пропасть Бессознательного! Это Малыитрем, куда великий Искуситель незаметно увлекает их утлые челны, ослепляя глаза кормчего фантасмагорией обманчивых миражей. Поднимается глухой рокот, вскоре усиливающийся и переходящий в гул; но мореход, едва ли отвлекаясь от своих мечтаний, не замечает, как его суденышко начинает вращаться по кругу в окрестностях всё еще далекого водоворота; что его движение ускоряется; что оно кренится на левый борт, описывая спираль, диаметр которой на глазах сужается…
Однако волшебная иллюзия удваивает свои пленительные чары… Бездна грохочет уже в нескольких кабельтовых; но кормчий ничего не слышит. Зияющая воронка уже всосала в себя хрупкую лодочку, увлекаемую, подобно перышку, вращающейся внутренней стеной, но кормчий ничего не видит — и вот он исчезает на дне водоворота, по-прежнему пребывая в экстазе, со взором, погруженным в лазурь его грезы!
588
Итак, вразумитесь, сводни; научитесь, судьи борделя! (Лат., ироничное обыгрывание уже приводившейся цитаты из Псалтыри: 2:10. —
589
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный сгон,
Я увожу к погибшим поколеньям!..
(«Ад», Песнь III, перев. М. Лозинского.)
590
У нас в ушах до сих пор звучит привычная острота одного из наших друзей-литераторов, тонкого теоретика «Символистской школы». Все, кто знаком с манерой речи этого аэда, переселившегося из Эллады, у которого, впрочем, есть задатки великого французского поэта, без труда представят себе, каким экзотическим, наставительным тоном он недавно восклицал, обращаясь к нам:
Жан Мореас — великий литератор-«колдуп» в завидном и лестном смысле этого слова.