На страницах 243–249 имеется текст, очень близкий пониманию того, что мир людей является лишь иллюзией и что настоящим миром является мир невидимый. Я цитирую этот текст.
«Все видимое нами только лишь кажется таким, в действительности же все совершается не так.
Нам кажется, что солнце обращается около нас, восходя утром и заходя вечером, а земля, на которой мы живем, представляется неподвижной. На самом же деле все это как раз наоборот: мы живем на вертящемся и летящем снаряде, брошенном в пространство со скоростью в семьдесят пять раз большей, чем скорость пушечного ядра.
Мы с наслаждением слушали сейчас чарующие звуки гармонического концерта… Но ведь звука на самом деле нет, он не что иное как ощущение, производимое воздушными колебаниями известной амплитуды и известной скорости — колебаниями, которые сами по себе совершенно не слышны. Не имея слухового нерва, не имея мозга, мы не знали бы, что такое звук. В действительности существует только движение.
Радуга распростерла пред нами свою лучезарную дугу; розы и васильки, омытые дождем, блестят и искрятся на солнце; зеленеющий луг, золотистые хлебные нивы разнообразят равнину чудными переливами цветов и красок… На самом деле нет ни цветов, ни красок, нет даже света, а есть только колебания эфира, действующие на зрительный нерв. Все видимое обманчиво. Солнце греет и оплодотворяет, огонь жжет; на самом деле нет теплоты, а есть только одни ощущения. Тепло, как и свет, — не что иное как особый род движения. Это незримое божественное движение царит всюду.
Вот перед нами железный брус — одна из таких балок, какие теперь обыкновенно употребляются при сооружениях. Брус висит в воздухе на пятисаженной высоте, опираясь на противоположные стены. Без сомнения, он тверд и прочен. На его средине повешен груз — во сто, двести, в тысячу килограмм, а они не чувствует этого страшного груза, так что лишь очень чувствительным уровнем можно обнаружить в нем едва заметный изгиб. А между тем этот брус составлен из частиц, не прикасающихся друг к другу, находящихся в постоянном колебании, удаляющихся одна от другой под влиянием тепла и сближающихся при охлаждении. Скажите же мне, пожалуйста, от чего зависит прочность этого железного бруса? От его материальных атомов? — Очевидно — нет, потому что они не касаются друг друга. Прочность эта заключается лишь в частичном притяжении, т. е. в нематериальной силе.
Твердого тела в абсолютном смысле не существует вовсе. Возьмем в руки тяжелое чугунное ядро. Ядро это составлено из невидимых частиц или молекул, не прикасающихся друг к другу; частицы, в свою очередь, составлены из атомов, которые и подавно не касаются друг друга. Таким образом, непрерывность, представляемая поверхностью этого ядра, и его кажущаяся твердость — не что иное как обман чувств. Для ума, который мог бы проникнуть в его внутреннее строение, мог бы видеть это строение, ядро наше представлялось бы в виде роя мошек, толкущихся в воздухе в теплый летний день. Ядро кажется твердым; но нагреем его, и оно обратится в жидкость, потечет; будем нагревать еще, и оно обратится в пар и все-таки не изменит своих свойств своей природы: будет ли оно жидкостью или газом, оно не перестанет быть железом.
В настоящий момент мы — в доме. Все эти стены, полы, обои, мебель, этот мраморный камин, все это составлено из не прикасающихся между собой частиц, и все эти составные частицы тел находятся в движении, вращаются одна около другой.
То же самое представляет и наше собственное тело. Оно составлено из постоянно движущихся частиц. Это — пламя, непрестанно горящее и непрестанно возобновляющееся. Это то же, что река: стоя на берегу, кажется, видишь перед собой одну и ту же воду, а между тем она ежеминутно заменяется новой, благодаря постоянному течению.
Каждый шарик нашей крови — особый мир, и таких миров в одном кубическом миллиметре помещается пять миллионов. В наших артериях и венах, в нашем теле и мозгу все движется, не зная ни срока, ни отдыха, все неустанно кружится в жизненном вихре, относительно столь же быстром, как и вихрь небесных тел. Частица за частицей наш мозг, наши глаза, наши нервы, наши плоть и кровь — все наше вещество непрестанно возобновляется и возобновляется столь быстро, что в несколько месяцев наше тело получает совершенно другой состав.
Из соображений, основанных на молекулярном притяжении, вычислено, что в булавочной головке не менее восьми секстиллионов атомов, иначе — миллиард в квадрате, умноженный на восемь тысяч. И эти атомы отдалены друг от друга промежутками, гораздо большими, чем их собственные размеры, а между тем даже самые сильные микроскопы не в состоянии показать нам таких промежутков. Если бы число атомов, содержащихся в булавочной головке, мы пожелали считать миллионами, то есть отделяя мысленно от этого числа по миллиону в каждую секунду, то такой счет пришлось бы непрерывно продолжать в течение двухсот пятидесяти трех тысяч лет, чтобы дойти до конца.