Бесполезно было бы пытаться отыскать соответствия между этими необычайными лицами и внутренней, индивидуальной личностью, ведь природа не имеет личности; природа — маска, скрывающая коллективный ум.
Эта любопытная особенность может объяснить многие черты индийской жизни: отсутствие этикета, отсутствие индивидуализированных форм и неспособность чувствовать внешнее пространство и перспективу. Индийцу совершенно чуждо чувство красоты в ее аполлоническом аспекте. Человек Запада не одобрит ни его манеры, ни жесты, ни даже одежду. Чувство прекрасного у хинду тождественно природной красоте леса или реки: он неспособен оценить абстрактные формы и совершенно ими не интересуется. Он останется абсолютно безучастным к красотам Флоренции. С другой стороны, водопад его зачарует — ведь интуиция и традиция сообщат ему о том, что течение воды отражает его собственное существо.
За те годы, что я имел возможность знакомиться с архитектурой и живописью хинду, я очень нечасто находил что–то, созвучное моему эстетическому чувству. На самом деле, изобилие красок и форм меня скорее раздражало. Но я могу понять, что всё виденное мною — архетипично: один храм здесь точно такой же, что и другой. Один свами подобен другому. И каждый святой — как и все другие святые.
XLVII. Свами Кришна Менон
Следующим свами, которого я отправился посетить, был Кришна Менон, живший в Тривандруме, городе на Малабарском берегу, открытом португальцами века назад. Как и у Джанарданы, у Кришны Менона были последователи в Южной Америке, особенно в Аргентине — а разница между ними была в том, что Кришна Менон был совершенным ведантистом.
На пути к Тривандруму меня не оставляли мысли о мертвой девушке, я был охвачен ее памятью так же, как и тогда — на борту корабля, пересекавшего Средиземноморье. Я снова размышлял о том странном процессе, что ведет к мистической свадьбе с душой, гадая, действительно ли я желаю сейчас отступить от этой узкой тропы, чтобы всмотреться в тени вдоль пути. Но тогда я понял, что она, должно быть, ждет меня, как Беатриче ждала Данте — чтобы протянуть мне руку и помочь взобраться к вершине Древа Жизни; там, единый с нею, я смогу оставаться вечно.
Сидя перед Кришной Меноном на втором этаже его удобного ашрама, я спросил:
— Верите ли вы в продолжение существования после смерти? Продолжают ли мертвые существовать в какой–то форме, и можем ли мы встретиться с ними?
Мгновение Кришна Менон колебался, а затем ответил:
— Веданта учит нас, что жизнь — иллюзия, и индивидуальное эго — также иллюзия. Как же может существовать смерть, если не существует жизни?
Потом, после короткой паузы, он продолжал:
— Чтобы достичь спасения, которое есть мир, приходящий со знанием, вначале нужно встретить мудрых.
Кришна Менон, ранее бывший главой полиции, лишь однажды в Калькутте виделся со своим гуру — но этого для него оказалось достаточно.
Позже я рассказал ему о своем опыте переживаний во внутреннем мире, о «вибрациях», и об ощущениях разделения с телом. Он сказал, что я испытываю эти ощущения потому, что в предыдущем воплощении, должно быть, упражнялся в йоге. Свами тоже практиковал раньше йогу, но потом оставил.
Мне часто казалось курьезом, что философы и святые веданты, в остальном совершенные монисты, всегда твердо верят в перевоплощение. Всё для них — иллюзия, но перевоплощение и индивидуальная карма, очевидно, избавлены от всякой иллюзорности. Ну что же, мне было сказано, будто я страдаю от последствий того, что практиковал йогу в прошлой жизни; но ведь только йог может стать дживанмуктой и побороть иллюзию.
Свами Кришне Менону тоже приходилось работать со своей кармой: он страдал от болей в ногах, и должен был проходить курс традиционного лечения аюрведы, состоящий их массажей и травных компрессов. Ему пришлось оставить общественную жизнь, чтобы завершить лечение. Но то было много лет назад, а теперь Кришна Менон мертв. Он был невысоким человеком приятного и приветливого характера, очень ясно выражавшим свою мысль. Он напомнил мне об одном чилийском друге.
XLVIII. Мыс Коморин
Малабарский берег чрезвычайно красив, особенно в сезон муссонов, дарующих растительности насыщенную зелень, не похожей на пальмы, кокосы и песчаные пляжи Цейлона. Люди и селения здесь очень ухоженные, как и повсюду в дравидской Индии. Само побережье имеет богатую историю: к ним приставали корабли царя Соломона, и именно здесь находился легендарный Офир. Святой апостол Фома пришел сюда, сюда же пришли и евреи после разрушения Храма. На этот берег высадились португальцы; именно они придумали слово, чтобы обозначить увиденную разделенность общества хинду. Слово «каста» на самом деле было западным термином, употребляемым в отношении выведения пород скота. В пятнадцатом столетии какой–то пошляк из португальских моряков применил его к укладу индусов, и так оно оказалось вписанным в историю. Индийский термин, обозначающий касту — варна, что значит «цвет».