Попрощавшись с Раджей Матой, мы продолжили взбираться в гору, наконец достигнув перевала, граничащего с рекой. Здесь мы обнаружили храм, посвященный Гаруде — человекоптице, своего рода транспортному средству бога Вишну. Это место называлось Гарур Ганга, и паломники всегда останавливались, чтобы совершить омовение в здешних водах. Поскольку только Гаруда мог позволить нам пройти или отнести нас к Вишну, мы взяли со дна реки несколько мелких камешков, и вместе с деньгами пожертвовали их храму. Эти камешки нужны и для того, чтобы отгонять ядовитых змей, часто грозящих жалом с обочин дороги.
Отсюда мы продолжили восхождение к Джохиматху — нашей следующей остановке. Мы часто встречали паломников: одним было по дороге с нами, другие возвращались с гор. Я был одет в индийский костюм, чтобы не привлекать лишнего внимания, но попутчики наши были необычайны, их нельзя было не заметить; одетые в мантии многих ярких цветов, лицо каждого старика, женщины и ребенка отмечено смирением и просветленностью. Очень красивая молодая мать, одетая в долгую шафрановую мантию, опираясь на посох, несла на плечах маленького ребенка. Черты лица и изящество рук указывали на утонченность и аристократичность, но она путешествовала пешком и была босонога. Позже нам встретился старик, которого несли в данди, паланкине. Он, вероятно, был купцом, и судя по числу слуг — зажиточным. После я заметил юношу, который едва шел — ковылял, опираясь на посох. Одна из его ног распухла и сделалась бесцветной. Наилвал расспросил его, и узнал, что по дороге с ним приключилось несчастье. Всё же, он продолжал паломничество; его глаза ярко сияли, и боль была чем–то совсем незначительным.
Тут и там вдоль дороги попадались дхармасалы: кое–как построенные общежития для паломников. В них имеется скромный набор товаров, и под их крыши валятся утомленные дневной дорогой мужчины и женщины. В одной из дхармасал повар Наилвала купил своему господину продукты. Я же питался консервами, которые взял с собой (и которые оказались очень тяжелой ношей) и кое–какими овощами и чапати, которые купил в дхармасале. Я ел один на краю утеса, потому что ортодоксальный брахманизм Наилвала не позволял ему делить трапезу со мной. В Гулапкоти, где мы также остановились на ночлег в общежитии, он даже развернул мое кресло в другую сторону, противоположную своей. Так мы и ели, сидя спиной друг к другу. Он поступал так, потому что верил, что взгляда чужеземца или человека из другой касты достаточно, чтобы повлиять на пищу брахмана, отравить ее духовную полезность. Наилвал пояснял, что пища очень важна, поскольку отправляется прямо в кровь, а оттуда в душу. Потому ее нужно готовить с любовью, чистыми руками и с чистотой помыслов, и лучше всего, если готовить будет жена или мать. Он объяснил, что ритуал принятия пищи предписан Ведами, и умолял меня не оскорбляться его отношением.
В тот вечер мы достигли Джохиматха, важнейшей остановки в пути. Это название — искаженное санскритское Геотир Мат. Геотир значит «свет», а мат — «монастырь». Значит, место это названо монастырем света, а точнее, монастырем просветления. Так это место назвал Шанкарачарья, потому что здесь, взбираясь к Бадринатху, он достиг просветления. Это был один из величайших пандитов Индии. Родившись в восьмом веке на юге, он вызвал к жизни великое реформаторское движение, которое, по сути, было контрреформацией против буддизма. В общем, он был создателем адвайты веданты, философии чрезвычайно монистической. Он также ввел сам обычай индийских паломничеств, скреплявших духовное единство Индии, поощряя путешествия из Гималаев к мысу Коморин и наоборот. С тех пор толпы паломников бредут по лицу Индии, как это было в Средние века, когда люди со всей Европы посещали Сантьяго–де–Компостела в Испании. Европейская романская архитектура и песни паломников соответствовали в значении каменным изваяниям и священным гимнам Индии.