— Начинается день, — сказал он, как только Дорина открыла глаза.
— Я так устала, — прошептала Дорина. — Откуда у тебя столько сил?
— Пойдем посмотрим, как просыпается солнце, — позвал он, позабыв ответить.
Он помог ей встать и взял за руку. Девушка медленно шла рядом с ним, наслаждалась влажностью земли под босыми ногами. Волосы ее растрепались от сумасшедшего бега, укрывали пеленой плечи, спину. На руке алела кровавая царапина.
— Давай поднимемся на пригорок, — сказал Андроник.
И он подхватил ее на руки, хотя была это всего-навсего маленькая земляная горка, выбрал самое удобное место и бережно опустил.
— Мне так хочется спать, любимый, — прошептала Дорина, глядя умоляющими глазами.
— Сперва посмотрим, как встает солнце. Он сел рядом с ней и с улыбкой погладил по голове.
— Ты прекрасна, когда хочешь спать, — сказал он.
— Это ты сделал меня прекрасной, — просто сказала Дорина. — Когда ты выбирал меня, я не была красивой.
— Ты была уродиной, — засмеялся Андроник.
И замолчал, задумавшись и устремив глаза на восток. Небо на востоке было кровавым, но теперь от ожидания побледнело.
— Ты и на солнце был? — спросила Дорина сонно.
— Нет, туда слишком трудно добраться, — не поворачиваясь, отозвался Андроник.
Дорина счастливо закрыла глаза. Она положила руку под голову, а другой обняла Андроника за пояс.
— Не спи, — прошептал он. — Это большой грех...
— Долго еще? — устало спросила Дорина.
— Для того, кто любит, ничего не бывает долгим, — ответил Андроник.
Дорина решительно прикусила губу и открыла глаза. Ей показалось, что вокруг все переменилось. Деревья стояли розовые, трава сверкала, озеро было похоже на золотое зеркало.
— Теперь... — жарко прошептал Андроник.
Будто тысяча птиц защебетала разом. У Дорины закружилась голова. Откуда это неслыханное волшебство звуков: пронзительный писк в воздухе, ласковое и непонятное бормотание из трав и кустов? Все проснулось в одночасье или тайно и глухо бодрствовало и до этого?
— Смотри!..
Андроник поднялся, встав на колени, и в счастливом изумлении замер. Кровавое око солнца раскрылось около них, над ширью водной глади. Дорина смотрела растерянно, словно первый раз в жизни видела, как восходит над землей солнце. И ее осветило вдруг голубиное, бесхитростное понимание всего, оно жило в ней давным-давно, но она его не искала. Ей показалось, что она очнулась для иной жизни, и счастье ее было столь велико, что глаза у нее затуманились и их прикрыли отяжелевшие сонные веки.
Когда Андроник отвел глаза от солнца, он увидел, что она спит возле него и лицо ее светится детской улыбкой. Он положил руку ей на голову и, ласково поглаживая, попробовал разбудить. Дорина едва приоткрыла глаза.
— Не буди меня, мой любимый, — прошептала она.
Ей показалось, что лицо Андроника изменилось, оно стало грустным, нерадостным.
Но у нее недостало сил удивиться, и она опять заснула счастливым сном, крепко обняв его за пояс.
— И мне спать хочется, — прошептал он, склоняясь над ней. — До заката солнца мы не увидимся... А на закате, кто знает...
Он смотрел, как она спит возле него, — чудесный живой голыш, невообразимо прекрасный и трогательный в доверчивой своей искренности. И, словно бы желая помочь чуду и колдовству, Андроник подул в лицо девушки, широко улыбнулся и вытянулся рядом с ней, уткнувшись лицом ей в грудь.
Солнце катилось белое, раскаленное. Гудели пчелы, и пестрые бабочки тяжело и неловко перепархивали с места на место. Изредка над водой слышалось «ку-ку», долетавшее из лесу.
Лодка причалила к берегу, домнул Соломон с Владимиром и Мануилэ поспешно выбрались из нее, сразу же увязнув в иле.
— Дорина-а-а! — громко принялся кричать Владимир.
Но долго искать не пришлось. Пройдя несколько шагов по берегу, они застыли, не решаясь поглядеть друг на друга, чтобы не обнаружить своих чувств, ошеломленные созерцанием юной парой, которая спала голышом, прильнув друг к другу. Владимир залился краской и прикусил губу. Мануилэ отступил назад. Только домнул Соломон нашел в себе мужество все-таки двинуться вперед, хоть и ему было не по себе.
Когда домнул Соломон склонился над Дориной, он увидел, что девушка крепко спит, нежно обняв мускулистого прекрасного Андроника.
1937 год