Выбрать главу

— Верно, верно! — отозвалась толпа.

— И впрямь, не стоит гневить змея. Что скажешь, главный советник? — обернулся боярин к Гузке.

— Ежели змей согласится переждать денек, так отчего же?

— Дадим ему телят, он будет рад-радешенек! — крикнул Панакуди. — Волопас погонит их, а я, коли твоя боярская милость дозволит — пошли тебе господи долгих лет жизни, — пойду, спрошу у змея, согласен ли он денек подождать.

— Дозволяю, спрашивай! — Калота был польщен смиренным тоном старика. — Но чтоб завтра в этот час девушка была здесь, на этом самом месте, причесанная и наряженная, как следует быть!

— Будет исполнено, твоя милость, — с поклоном ответил Панакуди. — Все жители деревни Петухи благодарят тебя, от всех низкий тебе поклон.

Главный прорицатель, который стоял за спиной у Гузки, шепнул ему на ухо:

— У старика что-то на уме. С чего это он так подмазывается?

— Пускай подмазывается, — ответил Гузка. — Крепостные стены, небось, не станут от этого тоньше и ниже, а мечи боярской рати не затупятся. Взяла охота подмазываться — на здоровье...

— И все-таки не худо бы удвоить стражу, которая стережет девушку, — сказал прорицатель.

— Это я как-нибудь и без тебя соображу, — язвительно усмехнулся Гузка. — Ты вот лучше отправь соглядатаев вслед за стариком, пускай своими ушами удостоверятся, согласен ли змей ждать до завтра или нет.

— Спасибо, что надоумил, — так же язвительно ответил прорицатель.

Этой короткой схватки никто не заметил. Крестыяне встретили согласие боярина отложить на день гибель Джонды восторженными криками. Громче всех вопили Двухбородый и Козел.

— Да здравствует боярин Калота! Да здравствует тысячу лет! — надрывались они и подталкивали остальных, чтобы тоже орали изо всех сил.

Ведь это дед Панакуди надоумил их кричать, что есть мочи, и улыбаться, улыбаться во весь рот.

Глава двенадцатая

ПОЧЕМУ КОЗЕЛ И ДВУХБОРОДЫЙ УЛЫБАЛИСЬ

И впрямь, почему это они улыбались и всех заставляли улыбаться и славить боярина Калоту?

Да потому, что Панакуди шепнул им: «Хотите, чтобы завтра не осталось и следа от боярской крепости и от самого боярина?» «Еще бы не хотеть!» — ответили оба. «А хотите, чтобы змея на куски разорвало?» «Еще бы!» — обрадовались они, но тут же помрачнели снова: зачем, мол, говорить о том, чему никогда не бывать. Глядят с укоризной на деда Панакуди, а тот им в ответ: «все будет, как я сказал, и не позже, чем завтра. А нет — пусть растерзают меня боярские псы!» И добавил: «Только вы должны делать все в точности, как я велю!» «Само собой!» — согласились Двухбородый и Козел. И как сказали, так и сделали — вовсю улыбались и кричали: «Да здравствует боярин Калота! Да здравствует тысячу лет!»

Но с какой же это стати Панакуди наобещал им семь верст до небес? И что он такое задумал?

Когда между Калотой и Зверобоем началась перепалка, Сабота легонько толкнул старика локтем: «видал? Будь у нас побольше таких кореньев, напоили бы мы всех, кто засел в крепости, они бы там передрались и сами перебили друг дружку! Хотя, — со вздохом продолжал он, — боярин да крепостные стены все равно останутся...». «Почему останутся?» — спросил дед Панакуди. «Потому что нет такого средства, чтобы сравнять их с землей...» — ответил Сабота. «Сравнять крепость с землей нам не под силу, зато мы можем ее затопить! — зашептал в ответ Панакуди. — После тебе все объясню. А теперь протолкайся вперед и скажи боярину, что хочешь сразиться со змеем».

Зверобоя в ту пору и помин простыл. А когда Сабота удрал от боярских стражников, Панакуди велел крестьянам отобрать для чудища трех телят. Сам же отправился домой — будто бы сырые яйца пить, чтобы голос был позвонче, когда станет с чудищем разговаривать.

Перешагнул он порог хижины, смотрит — Сабота уже там, дожидается его. Старик подал ему знак — дескать, молчок! Взял с постели овчину, накинул себе на голову и поманил Саботу, чтобы тоже залез под шкуру.

— Мы же могли говорить на языке «чи-чи», — сказал Сабота и сморщил нос от запаха старой овчины.

— С твоим «чи-чи» больно долго получается, а у нас времени в обрез. Слушай внимательно! — Старик перевел дух и торопливо продолжал: — Ежели к завтрашнему дню не затопим крепость, красавица Джонда угодит в пасть змея, а мы с тобой — боярским псам на обед.

— Этому не бывать! — прервал его Сабота.

— Еще не знаешь, что делать надобно, а уж кричишь «не бывать», — рассердился Панакуди. — Значит, тоже не головой думаешь, а усами, хоть они у тебя еще не выросли.

— Но почему же, дедушка? Я все обдумал. Ты давеча сказал, что крепость можно затопить. С какой стороны? Как? Ясное дело, с той, где река. Крепости всегда строят так, чтобы в случае осады не остаться без воды. Значит, где-то в крепостной стене есть потайная преграда. Откроешь ее, и речка хлынет в крепость. И я даже знаю, где эта преграда, — у водопада! Прошлым летом, когда слуга главного прорицателя послал нас с ребятами на речку ловить раков, я нырнул и слышу — стена гудит, будто за нею нет ничего, пусто. Мне тогда ни к чему было, а теперь, как ты сказал, что крепость затопить можно, я сразу и вспомнил! Вот, а ты говоришь, что я не головой думаю...

— Ладно, ладно, сынок. Не вгоняй в краску. Ты так толково рассуждаешь, что меня, старика, стыд берет. Только все равно знай — дело мы с тобой затеяли нелегкое. Когда в крепости из-за наших чудодейственных корешков поднимется кутерьма, придется тебе, сынок, пройти через все девять подземелий к потайной преграде и пустить воду. Да смотри, сам не захлебнись! Тебе еще предстоит со змеем сразиться — без тебя нам нипочем не справиться. Вот что тебя ждет!

— Кому в крепости известно, как открывается потайная преграда? — спросил Сабота.

— Про то двоим известно, — отвечал Панакуди. — Перво-наперво, Калоте, ежели, конечно, этот дуролом не забыл еще, потому что на уме у него только охота да обжорство. И главному прорицателю. Этому вралю и проныре все известно, все боярские соглядатаи, небось, под его началом ходят. Сам на место боярина метит.

— Больше мне знать ничего не надо, — сказал Сабота. — Считай, что крепость затоплена!

— А девять подземелий? Одно страшнее другого. Как начнешь с псарни...

— У псов — только зубы, а у меня руки есть, — настаивал Сабота. — Да еще усы, которые, хоть не выросли, вполне могут заменить голову. Верно? — ввернул он и продолжал: — Ладно, дедушка, подземелья да главный прорицатель — это моя забота. А ты, как «договоришься» со змеем, пойди набери побольше своих чудодейственных корешков. Без них мне не добраться до потайной преграды.

— Со змеем у меня разговор будет недолгий. Крикну: «Ответь мне, змей, нет или да?». Эхо в ответ: «Да-а» — и дело с концом. Даже возвращаться, чтобы боярину об этом доложить, не надо — соглядатаи главного прорицателя все равно раньше моего прибегут. Так что я оттуда прямиком за кореньями. Прихвачу с собой Двухбородого и Козла — вместе-то больше наберем. Маловато осталось их в наших лесах, кореньев этих — кабаны выкапывают.

— Да-а... — Вздохнул Сабота. — Ежели не хватит кореньев, красавице Джонде не сдобровать...

— Никак, приглянулась она тебе? — Панакуди сбросил овчину и заглянул Саботе в глаза. — Да ты ее любишь! Давно?

— Не помню... — засмущался Сабота и снова полез под овчину.