— Сколыко голов тебе надобно в день? Говори!
— Ри-и! — откликнулось эхо.
«По три в день?! — ужаснулся Волопас. — Матушки мои! Волов бы ему старых скормить, чтоб подавился, так нет — ему телят подавай».
— А кого тебе — тельца или телицу?
В ответ дурню послышалось «девицу». Как услышал это Волопас, выпучил глаза, схватился за голову.
«Девицу?! Да мыслимое ли дело девицу отдавать змею на съедение? Может, я ослышался? Спрошу-ка еще раз».
— Тебе, и вправду девицу подавай?
— Дава-ай! — ответило эхо.
«Пропади ты пропадом, чудище проклятое! — ругнулся про себя Волопас. — Я еще в жизни ни на одну девушку взглянуть не посмел, а он ими обедать собирается».
— Эй, змей! Мы тебе вместо девицы по две телицы давать будем. Согласен, нет? — крикнул Волопас.
Видно, не так уж он глуп был, как казался. Только в ответ, конечно, прозвучало:
— Не-ет!
Тогда Волопас пустился на хитрость:
— Может, ты лучше старейшин наших слопаешь? Они жирные. Каков будет твой ответ?
— Не-ет!
«Вот обжора окаянный, знает, небось, что у старейшин мясо старое, жилистое, а у девушек — нежное. Чтоб тебе сдохнуть!»
Волопас, хоть и дурачок был, сердце у него было доброе. Всю обратную дорогу он думал, как быть, а потом махнул рукой: «Перескажу старейшинам, что ответил змей, пускай сами решают, что делать. Значит, так...»
Парень остановился и стал пальцы загибать, чтобы не сбиться.
— Значит, так... Одну козу, трех телят и одну девушку... Каждый день! Вот беда!
Узнав, что змей требует каждый день на обед козу, трех телят и одну девушку, крестьяне всполошились. Опять сбежались к крепостным воротам, снова — крик, спор.
— Девушек — ни за что! — заявил Козел. — Даже в кабале у твердолобых мы не терпели такого, чтобы девушек в жертву приносить.
— Телята, козы — так и быть, но девушек — нет! — сказал молодой дровосек со сломанной рукой. — Где мы возьмем ему столько девушек? У нас в Петухах и без того девушек мало, нашим парням приходится умыкать невест из соседних деревень.
— Змей и вправду девушек требует? — уж в который раз спрашивал Гузка злосчастного Волопаса.
— Разрази меня гром, коли я не слышал этого своими ушами! — уж в который раз клялся дурень. — Спрашиваю его, кого, мол, тебе надо — тельца или телицу, а он в ответ одно долбит: девицу да девицу.
— Разве змей по-человечьи говорить умеет? — удивился Панакуди, но тут Калота из окна своего замка прикрикнул на него:
— Да он своими ушами слышал! И не одним ухом, а двумя... Ведь двумя, верно? — обратился он к Волопасу. — Ты обоими ушами слышал?
— Обоими, обоими! — подтвердил парень. Но Панакуди все еще сомневался.
— Да у тебя, небось, уши не мытые, — сказал он.
Калота опять оборвал старика:
— Это не помеха! По себе знаю! — А потом крикнул народу: — Слово за вами, мужики! Думайте и решайте. У меня в замке ни одной девушки нет.
— А дочка твоя, боярышня Анна-Мария-Лизекалота? — напомнил Колун.
— Она уже сосватана за боярина из Нижнего Брода и в счет не идет! — ответил Калота со злобой.
— Опять изворачивается! — в толпе зашушукались, зароптали, только в открытую возразить боярину никто не посмел. Один Двухбородый трижды ругнулся:
— Кабан толстобрюхий! Кабан толстобрюхий, кабан толстобрюхий!
— А ну, утихомирьте-ка их! Распустили языки, — приказал Калота стражникам.
И хотя Гузка подавал ему знаки — мол, не суйся, твоя милость, я уж как-нибудь уломаю мужиков, — боярин еще долго не унимался.
А когда тишина, наконец, восстановилась, вперед выступил Панакуди.
— Предлагаю перегородить реку. Вода подымется и затопит змея.
— Не годится, — ответил Калота. — Не годится! Если запрудить реку, что станет с моими мельницами? Вам самим негде будет пшеницу молоть. С голоду околеете. Не понимаете, что ли?
— Была б пшеница, она и немолотая хороша, — вари да ешь. Пшеницы не будет — желудями прокормимся! — раздалось в ответ.
Но Калота и тут нашел увертку.
— Вы еще, того и гляди, сено жрать начнете! Нет, не позволю. Чтобы потом не говорили, будто при боярине Калоте люди желудями кормились, как дикие свиньи.
— Лучше смерть от змея принять! — поддакнул боярину Гузка.
— Ясное дело, лучше! — подхватили остальные старейшины, — Губить мельницы нельзя!
— Оттого у них о мельницах забота, что там денежки боярина Калоты! — выкрикнул Панакуди под смех толпы.
— Что? Что ты там сказал про Калоту? Боярин обвел всех грозным взглядом. Смех разом прекратился.
— Не про Калоту, а про охоту, твоя милость, — ловко увильнул Панакуди.
— Какую охоту?
— Да на зайцев. Любил я в молодости на зайцев охотиться.
— Кривишь душой, Панакуди, — укорил его Колун.
— Не душой кривлю, а языком мелю, — ответил Панакуди. — Что еще делать остается?
— Думать, как беде помочь! У всех у нас девицы есть — либо дочери, либо невесты...
— Так защищайте их, на то вы и мужики! Слова Панакуди приободрили крестьян:
— Не отдадим змею девушек!
— Лучше пойдем на него войной!
— Как нам без жен на свете жить!
— Кто нам детей будет рожать?
— Кто будет в поле жать?
— Кто прясть будет?
— Огороды копать?
— Кто будет нас утром обувать, вечером разувать?
— Кто будет на стол подавать?
— Пол подметать?
— Белье стирать?
Вопросы сыпались градом, а под конец крестьяне, как один, объявили:
— Не-ет! Не отдадим змею девушек! Не отдадим!
— Опомнитесь! Это значит снова со змеем воевать! — старался перекричать всех Гузка.
Но крестьяне не отступались:
— Девушек не тронь! Война — так война!
— Ну, дело ваше! — махнул Калота рукой. — Воюйте, коли есть охота. Кто поведет вас в бой?
Крестьяне переглянулись. Один глаза опустил, другой назад попятился...
— Видать, желающих нету? — спросил Гузка насмешливо, — вчера каждый домогался, чтобы быть первым, а нынче?..
— Я уж попытал счастья! — сказал Колун и рванул с себя рубаху, чтобы все увидели кровавые раны.
— Где Зверобой? Где главный охотник? — крикнул Козел. — Ведь он хотел пойти на змея?
— Зверобой! Где Зверобой! Найти Зверобоя! — раздались голоса.
— Зве-ро-бой! Зве-ро-бой! — закричала толпа хором.
Где был главный охотник — за чужими спинами прятался или отсиживался в какой-нибудь хижине по соседству — неизвестно, только вдруг он растолкал народ и объявил:
— Здесь я!
— Поведешь своих охотников на змея? — спросил Гузка.
Зверебой подумал немного, потом тряхнул головой и произнес дважды:
— Поведу!.. Поведу! — И добавил: — Только есть два условия. Коли вернусь живым, будете меня кормить и поить да с ног до головы одевать до самой моей смерти. Это первое... И второе: в награду за то, что я спасу девушек, двух отдадите мне, одну — в жены, другую — жене в прислужницы.
Как услышали такое крестьяне, нахмурились, а девушки наоборот — сбились в кружок, смеются, перешептываются. Потом вышла вперед Джонда, самая статная да пригожая девушка во всей деревне, и сказала:
— Что ж, мы, девушки, согласны! Только ты, Зверобой, должен обеим избранницам принести по ожерелью.
— Да хоть по три ожерелья! — бахвалился главный охотник. — И не только им всем девушкам деревни Петухи!
— Погоди, храбрый Зверобой, не торопись, прежде выслушай до конца, — сказала Джонда. — Не простые ожерелья, из ракушек либо желудей, а из когтей чудища. Воротишься с такими ожерельями — выбирай любую из нас. Каждая согласится стать тебе женой иль жене твоей — прислужницей.
— Умница, девушка, — похвалил ее Панакуди, а толпа одобрительно зашумела.