Более того, Каламаи почти сроднился с кораблем. Он командовал «Андреа Дориа» в пробных рейсах и в сотнях трансатлантических круизов. Капитан ориентировался на палубах судна лучше, чем в комнатах собственного дома. Каламаи никогда не надоедало бродить из одного конца корабля в другой и с наслаждением любоваться великолепными работами выдающихся мастеров эпохи Возрождения: старинными зеркалами с позолотой, хрусталем, чудесными гобеленами и мозаикой. Насладившись фресками времен Микеланджело, капитан останавливался в холле первого класса перед массивной бронзовой статуей Андреа Дориа, который по своему величию занимал, пожалуй, второе место после Колумба. Бравый генуэзский адмирал будто собирался обнажить меч при первых же признаках появления пиратов-варваров.
А теперь все это должно сгинуть.
Жизни пассажиров — первейшая забота капитана. Каламаи уже собирался отдать приказ покинуть судно, когда офицер доложил, что спасательные шлюпки по левому борту нельзя спустить на воду. Осталось только восемь шлюпок по правому борту. И места в них хватит только для половины пассажиров... Капитан не мог приказать оставить корабль. Охваченные паникой люди бросятся к левому борту, и начнется хаос. Каламаи молил Бога, чтобы проходящие суда услышали сигнал о спасении и нашли их в тумане. Оставалось только ждать.
Анжело Донателли принес целый поднос бокалов мартини ньюйоркцам, отмечавшим свой последний день пребывания на борту «Андреа Дориа», после чего взглянул в одно из красиво задрапированных окон элегантной гостиной, называвшейся «Бельведер». Какое-то неясное движение привлекло взгляд стюарда.
Гостиная располагалась в передней части палубы. Открытая веранда для прогулок позволяла пассажирам первого класса любоваться океаном днем и ночью, если стояла хорошая погода. Однако большинство пассажиров уже оставили всякие попытки углядеть что-нибудь за серой пеленой тумана. А вот теперь, к своему ужасу, Анжело увидел огни и мачты большого белого корабля, плывущего сквозь туман.
— Бог мой! — пробормотал он.
Едва слова слетели с его губ, как раздался оглушительный звук, напоминавший взрыв огромной хлопушки. Гостиная погрузилась в темноту.
Палуба медленно сместилась. Анжело едва не потерял равновесие, но сумел удержаться на ногах. Размахивая круглым подносом, он сейчас напоминал знаменитую греческую скульптуру «Дискобол». Красавец-сицилиец из Палермо, от природы обладавший фигурой атлета, отточил ловкость, лавируя между столиками с подносом, уставленным бокалами и тарелками.
Загорелись аварийные огни. Три супружеские пары, сидевшие за ближайшим столиком, упали на пол. Анжело помог подняться дамам. Похоже, никто серьезно не пострадал. Стюард огляделся вокруг.
Роскошно декорированная гостиная с мягко подсвеченными гобеленами, картинами, деревянной резьбой и стенами, обтянутыми светлой кожей, пришла в полнейший беспорядок. На сверкающем танцполе, где еще несколько секунд назад под «Ариведерчи, Рома» кружились пары, вповалку лежали люди. Музыка резко оборвалась, со всех сторон слышались плач и крики ужаса. Музыканты выбирались из-под груды инструментов и пюпитров. Повсюду валялись разбитые бутылки и бокалы. В воздухе носился запах алкоголя. Вазы с живыми цветами валялись на полу.
— Ради Бога, объясните, что это было? — спросил один из присутствующих.
Анжело не проронил ни слова, будучи не совсем уверен в том, что увидел. Он снова взглянул за окно. Там был только туман.
— Может, мы столкнулись с айсбергом? — предположила какая-то женщина.
— С айсбергом? Ради всего святого, Конни, какой айсберг у берегов Массачусетса в июле?
— Тогда, вероятно, это мина.
Мужчина, взглянув на оркестрантов, усмехнулся:
— Что бы это ни было, оно заставило их прервать чертову мелодию.
Все рассмеялись. Танцоры принялись отряхивать и поправлять наряды, музыканты — осматривать инструменты, не повреждены ли они. Суетились бармены и официанты.
— Волноваться не о чем, — сказал один из пассажиров. — Один из офицеров сказал мне, что этот корабль не может утонуть.
Его жена, прекратив поправлять макияж, с тревогой заметила:
— То же самое говорили о «Титанике».
Повисла напряженная тишина. Все испуганно переглянулись, а затем, будто услышав некий беззвучный сигнал, три пары поспешили к ближайшему выходу, как стайка птиц, вспорхнувшая с ветки.
Анжело уже собрался было убрать бокалы и вытереть стол. Вдруг он усмехнулся и сказал самому себе:
— Ты слишком долго работал официантом.
Большинство дам и джентльменов поднялись с пола и тоже направились к выходам. Гостиная быстро опустела. Вскоре Анжело остался один. Он пожал плечами, швырнул полотенце на пол и пошел к ближайшей двери. Нужно узнать, что происходит.
Черная вода забвения едва не увлекла Джейка Кэрри в небытие. Он изо всех сил сопротивлялся темному потоку, карабкался, цепляясь за ускользающее сознание.
Вдруг Кэрри услышал стон и понял, что стонет он сам. Так, хорошо. Мертвецы не шумят. Следующая мысль была о жене.
— Майра! — позвал он.
В черно-серой пелене Джейк уловил какое-то легкое шевеление. Прекрасно. Это дает надежду. Он снова позвал жену.
— Я здесь.
Голос Майры прозвучал так, будто она находилась где-то далеко.
— Слава Богу! Ты в порядке?
Последовала пауза.
— Да. А что случилось? Я спала и...
— Не знаю. Ты можешь двигаться?
— Нет.
— Я сейчас тебе помогу, — сказал Кэрри.
Он лежал на левом боку, рука неловко подвернута, и что-то придавило его сверху. Ноги были плотно зажаты. Кэрри охватил леденящий страх. А что, если повреждена спина? Он попробовал еще раз сдвинуться с места. И еще, теперь уже сильнее.
От резкой боли в лодыжке слезы выступили на глазах. Однако это означало, что он не парализован. Джейк замер. Нужно все хорошенько обдумать. По профессии Кэрри был инженер и занимался строительством мостов, а нынешняя ситуация ничем не отличается от любой другой проблемы, которую можно разрешить при помощи логики, настойчивости и, конечно, везения.
Кэрри пошевелил правой рукой, и его локоть наткнулся на мягкую ткань. Значит, он под матрасами. Джейк поднатужился, стараясь выбраться из-под завала. Матрасы немного подались в сторону, но не более того. Господи, похоже, весь проклятый потолок рухнул именно сюда! Однако матрасы защитили Кэрри от обломков стен и потолка. Он глубоко вздохнул и, используя всю возможную силу своих мускулов, еще раз толкнул матрасы. Наконец они свалились на пол.
Освободив обе руки, Джейк скользнул вниз и почувствовал, как на лодыжку давит что-то твердое и тяжелое. Ощупав предмет, он понял — это комод, стоявший между кроватями. Упершись обеими руками, Джейк на несколько дюймов сдвинул комод и освободил ноги. Потер икры, восстанавливая кровообращение. Обе ноги болели, но кости, кажется, целы.
Кэрри медленно встал на четвереньки.
— Джейк, — снова позвала Майра.
Теперь ее голос звучал еще слабее.
— Иду, дорогая. Держись.
Что-то здесь не так. Казалось, голос Майры доносится с другой стороны стены. Джейк щелкнул выключателем. Света не было. Он пополз в кромешной темноте. Ориентироваться было не по чему. Шаря по стене, Кэрри нашел дверь. До него донеслись звуки, напоминающие шорох прибоя и крики чаек на побережье.
Джейк встал на ноги, расчистил пространство у двери и распахнул ее. Увиденное за дверью напоминало ночной кошмар.
В коридоре, в тусклом аварийном освещении желтых ламп, он разглядел толпу перепуганных людей. Мужчины, женщины, дети; кто полностью одет, кто в пальто, наброшенном на пижаму, кто с пустыми руками, кто с чемоданами — все толкались, напирали друг на друга, пытаясь выбраться на верхнюю палубу. В воздухе стояли клубы пыли и дыма, на полу — грязь. Несколько пассажиров пробирались к своим каютам. Они преодолевали людской поток, как лососи, идущие против течения.
Кэрри присмотрелся к номеру на двери, из которой вышел, и понял, что оказался в соседней каюте. Его попросту выбросило в другую комнату. В тот вечер они с Майрой разговаривали с итало-американской парой, занимавшей соседние апартаменты. Те возвращались домой после сбора всей семьи.