Змей Уроборос

Эрик Рюкер Эддисон Змей Уроборос

В.Г.Е. и моим друзьям К.Х. и Г.С.Л я посвящаю эту книгу

Это не аллегория и не сказка, а История, которую надо читать ради нее самой.

Все имена я пытался писать как можно проще. В имени Карсё ё — длинное, в Крозеринг о — короткое и ударение на этот слог; в Корунд — ударение на первый слог, в Презмира — на второй, в Брандох Даха — второй и четвертый, Горис — на последний; Кориниус рифмуется с Фламиниус, Гелинг с селинг, Ла Фириз с дезире из, х — всегда горловое, как в лох.

Э. Р. Э.

Перевод с английского А.Вироховский. 23/08/2010-12/12/2010

Первое издание оригинала: март 1922.

9 января 1922 г.

Над быстрой речкой верный Том Прилёг с дороги отдохнуть. Глядит: красавица верхом К воде по склону держит путь. Зелёный шёлк — её наряд, А сверху — плащ красней огня. И колокольчики звенят На прядках гривы у коня. Её чудесной красотой, Как солнцем Том был ослеплён. — Хвала Марии Пресвятой! — Склоняясь ниц, воскликнул он. — Твои хвалы мне не нужны, Меня Марией не зовут. Я — королева той страны, Где эльфы вольные живут. Побудь часок со мной вдвоём, Да не робей, вставай с колен, Но не целуй меня, мой Том, Иль попадёшь надолго в плен. — Ну, будь что будет! — он сказал. — Я не боюсь твоих угроз! — И верный Том поцеловал Её в уста краснее роз. Томас Рифмач

ВСТУПЛЕНИЕ

БЫЛ человек по имени Лессингем, который жил в Вастдейле, в старом низком доме, стоявшем в старом сером саду, заросшим тисами, которые еще саженцами видели нашествие викингов на Коупленд. По краям сада цвели лилии, розы и шпорник, а на клумбах перед подъездом бегонии, большие как блюдца, красные, белые, розовые и лимонные. На стены карабкались жимолость, ломонос, факельные лилии и ползучие розы. Толстые стволы деревьев росли и за садом, везде, кроме северо-востока, где можно было видеть одинокое озеро и, за ним, высокие горы: могучий Габель поднимал увенчанную скалами голову к небу из-за прямых и чистых очертаний Скризов.

Холодные длинные тени тянулись к теннисному корту. Воздух светился золотом. На деревьях курлыкали голуби; два зяблика играли на ближайшем столбе сетки, по дорожке бежала маленькая трясогузка. Через открытую стеклянную дверь, выходящую в сад, можно было увидеть столовую, обшитую старым темным дубом с якобианский столом, на котором стояли вазы с цветами, серебряная посуда, стеклянные бокалы и веджвудские тарелки со сливами, персиками и зеленым мускатным виноградом. Лессингем лежал в гамаке и через голубой дым послеобеденной сигары глядел на розы "Слава Дижона", теснившиеся около окна спальни. Рукой он держал ее руку. Это был их Дом.

— Не закончить ли Ньяля? — спросила она.

Она взяла тяжелый том с выцветшей зеленой обложкой и прочитала: — В ночь на воскресенье, за двенадцать недель до зимы, Хильдиглум вышел из дому и услышал сильный грохот. Ему показалось, что земля и небо трясутся. Хильдиглум посмотрел на запад и увидел там огненный круг и в нем человека на сером коне. Этот человек скакал во весь опор и быстро пронесся мимо. В руках у него была пылающая головня. Он проехал так близко от Хильдиглума, что тот мог хорошо рассмотреть его. Он был черен как смола. Он сказал громким голосом такую вису:

Скачет мой конь — Влажная челка, Иней на гриве, Зло я несу. Горит головня, Отравы полна. Козни Флоси — Огонь на ветру. Козни Флоси — Огонь на ветру.

Хильдиглуму показалось, что он бросил головню на восток, в горы, и там вспыхнул такой большой пожар, что гор не стало видно. Хильдиглуму показалось затем, что он поскакал на восток, в огонь, и там исчез. Затем Хильдиглум вошел обратно в дом и долго лежал без чувств, прежде чем снова пришел в себя. Он помнил все, что увидел, и рассказал своему отцу, а тот велел ему рассказать Хьяльти, сыну Скегги. Хильдиглум поехал и рассказал ему.

— Ты видел призрак, — сказал Хьяльти. — Это не к добру[1].

На какое-то время наступила тишина, а потом Лессингем внезапно предложил: — Что ты скажешь, если этой ночью мы поспим в восточном крыле.

— В Комнате Лотосов?

— Да.

— Прошлой ночью мои косточки очень устали, дорогой, — ответила она.

— Что ты скажешь, если я пойду один? Я вернусь к завтраку. Я бы хотел, чтобы моя дама пошла со мной, но мы сможем сходить опять, когда луна пойдет на убыль. Моя лапочка не испугается, а?

— Нет! — засмеялась она. Но ее глаза расширились, а пальцы стали играть с цепочкой от часов. Спустя какое-то время она опять заговорила. — Я бы хотела, чтобы ты пошел попозже и взял меня с собой. Здесь все так странно: и Дом и вообще все; я так это люблю. Но, в конце концов, в Комнате Лотосов можно пробыть очень долго, иногда несколько лет, даже если ты вернешься завтра утром. Я бы хотела, чтобы мы пошли вместе. Тогда, если что-нибудь случится, то мы оба влипнем, и не важно, насколько сильно, ведь так?