– Ну-ка… смотри, бери гель. Давай, я налью на мочалку. Сладкий, вишневый. Ты вишни любишь?
Бесник болтал всякую чушь, глядя на появляющийся иней, взбивал пену, ловил ледяные капли, не позволяя им стекать на член Наста. Ни грана заинтересованности: ни отклика на прикосновения, ни мимолетного возбуждения от водных процедур. Глухо. Даже магия, щекотавшая пальцы, смиренно утихала, признавая превосходство драконьего выдоха.
Спать опять улеглись под одним одеялом, голыми. Бесник подобрался ближе, выяснил, что левое плечо Наста может служить отличной подушкой, приткнулся, улегся и начал думать. Нормально ли то, что к незнакомому человеку, с которым ты и двух слов не сказал, тянет как железную стружку к магниту? Может, к Насту чары какие-то прицепились и искорежились от драконьего выдоха? Нет, непохоже… Если признаться честно – пока никто не видит и не слышит, Наст не в счет – состояние было точь-в-точь как влюбленность, которую описывали в дамских романах. Десяток таких книг Бесник прочитал в ранней юности, стащив у мамочки, и до сегодняшнего дня считал, что авторы выдумывали томление и желание наделать глупостей из-за объекта симпатий. И вот, пожалуйста! Он готов ввязать в драку и с россами, и с драконами, которые могут забрать отмороженного спецназовца. Готов переругаться со своими соратниками, бросить поселения на произвол судьбы, увезти Наста на край света, спрятать от чужих глаз и попытаться отогреть, побороть драконий выдох. При этом Бесник прекрасно понимал, что Наст, после возвращения разума и прежних привычек, может первым делом съездить ему по зубам за фривольные прикосновения. А вторым – велеть валить и больше не приближаться. Возможно, даже не поблагодарив.
«Самый простой и правильный выход – позвонить Янмару. Он доложит, кому положено, Наста отвезут в клинику. Подлечат, насколько смогут. А уже потом он сделает выбор: хочет ли со мной знакомиться и насколько близко».
Тут-то и начинались сложности. Бесник не желал расставаться с подарком судьбы, и злился при мысли, что ему придется стать третьим лебедем в пятом ряду спасителей. Сейчас Наст – его добыча и награда. Его собственность. В Таркшине полно укромных мест, куда не доберутся ни враги, ни друзья, ни правительственные войска. Здравый смысл одергивал, подсказывал, что запирать Наста в подвале негуманно, да и не просидит он долго, сбежит, потому что надоест. Жадность ныла: «Придумай что-нибудь! Давай оставим его себе». Бесник глубоко вздохнул, решился, повернулся к Насту лицом и положил руку на грудь, уточняя границу кожи и одеяла. Наст приоткрыл один глаз, повел плечами, позволяя ощутить движение мышц, и снова заснул. Ин-Нар милостивый, как будто специально искушает!
Бесник задремал, чувствуя пальцами пунктир изморози, прислушиваясь к равномерному дыханию. А в пять утра подскочил от телефонного звонка Земира. Солнечные и сухие дни, давшие передышку после первого явления големов, закончились. Ночью в горах пошел дождь. Не гроза, нудная морось, почему-то оживлявшая застоявшуюся воду в оросительных каналах, побуждавшая болота и сырые овраги исторгать выползней. Людей, нашедших смерть, но не обретших официальной могилы, в Северном Таркшине насчитывалось немало. В первые годы големы растекались саркофагами, хороня целые поселки. Тела, искавшие упокоения, выходили к людям осенью и весной. В этом году весна спокойная была, понятное дело, что неприятности на осень перекинулись.
По провинции кочевали долго: переезжали, на вертолете добирались, а сотню километров отмахали пешком, догоняя выползней из взбесившегося горного ручья. Наст после слова: «Тревога» вооружился, без колебаний последовал за Бесником, и – глупо было бы врать – принес немало пользы. Он не боялся ни выползней, ни умертвий. Драконий холод изгнал человеческий страх перед магией. Кто-то об этом знал, и научил Наста ослеплять и отсекать мертвые головы, оставляя нежить беспомощной. Обезглавленные и копошащиеся тела бросались на поживу магам. Земир дожидался, пока пяток, а то и десяток наберется, и устраивал поминальный костер. Гроз по-прежнему не было, и Бесник радовался этому неимоверно. С выползнями «Пепел» справлялся, просить помощи у драконов не приходилось. Наст оставался рядом. С вайзами не подружился, но и не конфликтовал. А те прониклись его хладнокровием и заботились о наличии росской каши с тушенкой в рационе.
Беснику маленькая война пошла на пользу. Он и покрасоваться перед Настом успел, раскручивая девятихвостую плеть, рассыпающую сноп искр, и признал, что граната иной раз работает лучше магии – возле Плешивой Сопки, когда выползни толпой навалились. И остыл немного: растерял часть собственнических чувств, обуздал жадность, припрятал нежность в тайники – до лучших времен. Касси добилась своего. Забралась к Насту на ладонь, наплясалась, скользнула браслетом на запястье. Прикосновение раздвоенного языка к вене принесло разочарование. У Наста не было никаких воспоминаний об огне. Ни хороших, ни плохих. Касси как будто в ледяную глыбу тыкалась, сизую, из морской воды.
В Таркшин вернулись в середине декабря. Бесник сверился с прогнозом погоды, убедился, что остаток года обещает быть солнечным и теплым, и официально объявил, что берет отпуск. Это вызвало ропот боевых товарищей, которые не смогли безболезненно переварить тот факт, что командир раз в десять лет хочет отдохнуть. Бесника попытались стыдить, но он ни капли не устыдился, а самых настойчивых говорунов послал в центр лесного пожара. Земиру он клятвенно пообещал не выключать телефон и не уезжать за пределы провинции, чтобы успеть прибыть к месту чрезвычайной ситуации, если таковая случится.
Дом встретил их прохладой и сыростью. Наст обстановку узнал, без понуканий убрал оружие в сейф, сходил за поленьями, разжег камин, выпустил в пламя Касси, спрыгнувшую с запястья. Накатили знакомое томление и нежность, подогреваемые совместными купаниями и ночевкой в одной постели. Бесник честно держался неделю. Он пробовал растормошить Наста разными способами: водил его на рынок, знакомя с завалами зимних фруктов, уговаривал попробовать мандарины, хурму и фейхоа. Готовил разнообразную еду, складывал в отмытые банки из-под каши и кукурузы, подсовывал во время трапезы. Наметились небольшие подвижки. Наст съел половину спелой хурмы: после того как они съездили в сад, на сбор фруктов – не столько собирать, сколько посмотреть на деревья, погулять среди людей и ящиков. Дважды попробовал мясо и яичницу с колбасой и помидорами, а от тушеной рыбы отказался наотрез, не поленился встать и сразу выкинуть банку в мусорное ведро.
Они гуляли по улицам Таркшина, иногда забирались в полуразрушенные заброшенные дома, иногда доходили до железной дороги. Насту нравилось смотреть на грузовые поезда, а Беснику нравилось смотреть на Наста.
Дома Бесник начал звать Наста по имени, надеясь пробудить от морозного сна дремлющую часть личности. Денис. Имя легко слетало с языка и не вызывало в синих глазах никакого отклика.
Через неделю такой жизни Бесник согрешил. Вошел под душ уже возбужденным, не выдержал, обхватил ладонью член, роняя клочья мыльной пены, и не остановился, пока не пометил спермой мокрое бедро Наста. Долетело. Накопилось. А ведь не впритирку стоял. Наст на покушение и внимания не обратил. Домылся, вытерся, улегся в постель и заснул, оставив Бесника наедине с притихшей Касси и муками совести.
На следующий день телевизор сообщил заморские новости. Его величество Линдгарт от имени королевской семьи поздравил Ортлейха с рождением ребенка. Кадры, сопровождавшие речь, были расплывчатыми и размазанными. Беснику пришлось скачать выпуск новостей из Интернета и рассматривать по секундам. Драконы стояли на ступенях, возле огромных колонн какого-то сооружения – вероятно, храма. Короля, его сыновей и внуков приветствовала толпа. Ландольф выглядел краше в гроб кладут, камера по нему только скользнула, младенца держал принц-консорт Эрханг, а Ортлейх прямо во время съемки обратился, закрывая родителей, мужа и первенца от полетевших из толпы букетов цветов. Бесник вспомнил о своей откровенности в разговоре с Ортлейхом, вздохнул и еле слышно прошептал: «Поздравляю».