А когда он встал, я сразу поняла, почему его голос показался таким знакомым. Вот она: окровавленная повязка на бедре. Примерно в это место, скажем так, невысокая человеческая девушка могла вонзить кинжал, когда пыталась освободиться из его хватки.
Проклятье.
Даже с другого конца зала я видела, как побелели у него костяшки, когда он схватил Клайна за запястье, остановив занесенный меч.
– Ты думаешь, это я убил твоего брата? – спросил Райн. – Я?
– Хватит паясничать! Я знаю, что ты.
– О нет, это был не я.
Глаза Райна – ржаво-красного цвета – скользнули по залу. И остановились на мне.
Он ухмыльнулся.
Твою ж богиню. Я не рассчитывала пробиваться с боем через толпу вампиров, когда турнир еще даже не начался, но надо так надо.
Я начала вставать, руки потянулись к кинжалам.
– Ерунда какая, да? – раздался голос совсем близко.
Я чуть не отскочила до середины зала. Резко обернувшись, увидела стройную кудрявую женщину, которая стояла рядом со мной, прислонившись к стене и вытаращив глаза.
Та же самая женщина, которая была накануне на вечере у Винсента.
– Нам надо беречь силы, – вздохнула она и посмотрела на меня, словно ожидая ответа.
Я ничего не сказала. Больше всего меня подмывало спросить, что она здесь делает. Не походила она на участника турнира не на жизнь, а на смерть. Но я не могла оторвать глаз от сцены в другом конце зала.
Клайн уже очутился в нескольких дюймах от лица Райна.
– Нет, ты! Я знаю, что это ты!
– Нет, – спокойно ответил Райн. – Не я. Хотя очень жаль, что не я, – он был редкостным мерзавцем.
– Это точно, – согласилась женщина, стоявшая рядом со мной. – Хуже не бывает.
Она наклонилась ко мне и прошептала:
– Это ведь была ты?
– Я – что?
– Это ты сделала? Правильно?
– Э-э-э…
Райн тем временем говорил:
– И предупреждаю тебя, Клайн: не надо тянуться за мечом.
– О нет, – тихо проговорила женщина.
Клайн потянулся за мечом.
ХРЯСЬ.
Тело Клайна врезалось в стену с такой силой, что две здоровенные старинные картины рухнули на пол, а их деревянные рамы разбились от удара. Райн пригвоздил его к узорчатым обоям, теперь испещренным брызгами черно-красной крови. Сломанная рука Клайна висела под необычным углом. Голова болталась из стороны в сторону.
Половина присутствующих в зале вскочили на ноги и смотрели во все глаза. Все затаили дыхание, ожидая ответа на непроизнесенный вопрос: «Сделает он это или нет?»
За последние пять секунд настрой Клайна резко изменился.
– Здесь нельзя убивать, – прохрипел он. – Ты слышал министера. Он сказал, до испытаний нельзя.
– О нет, – снова сказала женщина нимало не встревоженным голосом.
Все мы думали об одном и том же. О загадочных словах министера. Я так и знала, что кто-то попробует проверить, где проходит граница. Я только не ожидала, что это произойдет так скоро.
– Нельзя, значит? – улыбнулся Райн.
Удар сотряс весь зал. Я ахнула – воздух сам вырвался у меня из легких одним коротким выдохом. Непроглядная тьма охватила меня, вслед за ней последовала ослепляющая белизна, а потом приступ кашля, и я почувствовала, что пытаюсь проморгаться и не трястись.
Забери меня, глупое солнце.
Все, раскрыв рты, глазели на рыжеглазого мужчину и пытались понять, что это мы сейчас видели.
Райн отпустил безжизненное тело Клайна, и оно соскользнуло по стене вниз, осев на полу мягкой, лишенной костей кучей.
Тишина. Никто даже не моргал. Райн посмотрел наверх, будто ожидая, что Ниаксия поразит его. Прошло пять секунд, десять, тридцать.
– Хм, – сказал он наконец. – Ну, будем считать, что это ответ.
Он сел и продолжил ужин.
– Очень выразительно, – вздохнула женщина.
Я не могла заставить себя заговорить. Это был тот самый магический Астерис.
Глава восьмая
Винсент стоял именно там, где мы договорились. Я выскользнула из Лунного дворца перед самым рассветом, выждав, сколько было возможно, пока остальные участники разойдутся по комнатам. Когда ужин закончился, мы с некоторой опаской пошли исследовать остальную часть Лунного дворца и обнаружили сотни полностью обставленных комнат со всем необходимым. Большинство участников разобрали комнаты себе, кто-то в одиночку, кто-то вдвоем или группами, чтобы легче было защищаться.
Я же осталась в оранжерее. Никакие стены, никакие замки не защитят меня лучше, чем окна. И еще, мне почему-то было спокойно оттого, как зелень берет меня в объятия. Растения были хрупкими, живыми и невечными – как и я, – и все же им удалось отвоевать себе старинную постройку. Это вселяло некоторое воодушевление.